Дмитрию Наумовичу я обязан кратким знакомством с совершенно легендарной личностью…

Однажды в 1948-49 гг. в дверь комнатки, где располагалась наша режиссерская группа и я трудился над компоновками (по-моему, фильма «Чемпион») , заглянул Бабиченко.

Невысокий рыжеватый человек с добрым пухлогубым лицом и невероятно широкой улыбкой как-то неуверенно протянул мне руку.

- Неужели меня кто-то знает? – горестно обратился он к Бабиченко.

Дмитрий Наумович хлопнул ладонями по коленям и хохотнул, довольный произведенным эффектом.

- А это – наша смена! – представил он меня. – Молодой кадр!.. – И он назвал мою фамилию.

Я смотрел, разинув рот, на Ротова, хорошо, до последнего штриха, знакомого мне по рисункам, потом куда-то сразу исчезнувшего, как бы умершего…

- Константин Павлович! – собравшись с мыслями, произнес я. - Кто же Вас не знает? Я могу перечислить и нарисовать по памяти схемы всех Ваших рисунков! Знаете, какой – мой любимый с детства?..

Ротов насторожился, прищурив глаз.

- Рисунок на зеленом фоне, где щенку Мурзилке щелкнула в нос пробка из под шампанского. Его уморительные, скошенные к носу глаза. Его подскок!..

- Ну, у меня было кое-что и получше… - чуть обиженно произнес он. – А впрочем, помню: Это – из «Приключений Мурзилки»? – припомнил он.

Мне очень хотелось сказать : «А где Вы были?», но я догадался и смолчал, не зная к тому же, как продолжить разговор.

- Вот, знакомлю Костю с нашим производством, - сказал Д.Н., - агитирую его, чтобы он помог нам прославиться…

- Не советую! – нахально сказал я. – Видите, какой я худой? Тут даже с Вашим терпением и мастерством будет туговато!

Константин Павлович дружелюбно улыбнулся. Впрочем , он и не прекращал улыбаться. Доброта так и сквозила, сочилась из него.

- Ну, теперь можно и умирать спокойно! – польстил я. – Сподобился!

- На старости лет! – поддержал шутку Д.Н.

- Константин Павлович! – спросил я. – Тут нас обвиняют в подражании Диснею. Ходят слухи, что его «Трех поросят» Вы иллюстрировали раньше, чем он вообще стал заниматься мультипликацией. Так ли это?

Ротов задумался…

- Да, я рисовал трех поросят. Только это была несколько другая сказка. Правда, Волка я впервые нарисовал не серым, а черным. И поставил его на задние ноги. А что?

- Да так! – закруглил я разговор, боясь, что момент для выяснения истины неподходящ.

Это понял и Бабиченко, ибо назревали события по «борьбе с космополитизмом» и он что-то знал об этом.

- Ну, что ж! – сказал он Ротову. – Поплюхтим дальше.

И оба бесшумно испарились…

Работая параллельно в «Веселых картинках», оскверняя своими рисунками странички журнала, я не встречал на заседаниях редколлегии Константина Павловича. Его рисунки или подхватывались курьером, или приносились им (вряд ли!) в редакцию в мое отсутствие. Но сознание сотрудничества все-таки помогало моему становлению, росту уверенности и пижонства. И веры в себя.

Правда, когда я осознал, с кем меня на миг столкнула судьба, и как я не воспользовался в полной мере этим случаем, у меня появилось ощущение досады и своей дурости. Но тут и другой, более нахальный, мог бы растеряться от неожиданности.

Но судьба, словно играя, снова нас объединила (на этот раз – заочно)!

Саша Митта – находчивый, талантливый и веселый очкарик, подрабатывающий к своей студенческой «стипухе» темами и карикатурами в «Веселых картинках», «Мурзилке» и «Детском мире», придумал сюжет и стишки к «Чудо-кровати», которые понравились Ротову и были заказаны В.Стацинским (редактором «ВК») ему для журнала. Ротов сделал рисунки для журнала «ВК». Но Саша Митта ухитрился продать их еще издательству «Детский Мир» (впоследствии «Малыш») для книжки. Эта возможность для опубликования оказалась для Константина Павловича последней… Завершать книжку, делая ее полной, без иллюстраций ко всем строфам (как и оформить обложку, форзацы, титулы и пр.) было некому. Худ. ред. «Малыша» Тамара Михайловна (жена М.Скобелева) упросила меня выполнить эту работу. Я, включившись в нее, справился с обложкой и многофигурными форзацами и титулами. Вроде неотличимо выглядела и подделка под Ротова в двух цветных иллюстрациях. Правда, знатоки могли узнать чужую руку (м.б. оттого, что я – левша).

А потом, когда «Малыш» решил издать повторно «Три поросенка» и не имел пригодной обложки (в первом издании была использована иллюстрация из текста), мне поручили изготовить новую обложку со спинкой и титульный лист с форзацем. До сих пор никто и не подозревает, что это «вспомоществование» было произведено человеком, разделяющим графические идеалы знаменитого страдальца Ротова, но не самим маэстро. И оно было издано на многих языках.

Конечно, на старости лет безоговорочное обожание Ротова претерпело изменение и мне стали заметнее огрехи и промахи великого иллюстратора и любимца детворы.

Но общее значение для эстетики Константина Павловича Ротова - неоценимо.

Евгений Мигунов, 18 июля 1997 г.