ПОСЛЕ КАЖДОГО КОНКУРСНОГО ПРОСМОТРА МЭТРЫ АНИМАЦИИ (И ПРИМКНУВШИЙ К НИМ ПИСАТЕЛЬ АНДРЕЙ КУРКОВ) УСТРАИВАЛИ «РАЗБОР ПОЛЕТОВ» ДЛЯ МОЛОДЫХ КИНЕМАТОГРАФИСТОВ

«ЧЕТЫРЕ»

«ИНДРОМАГ»

«АВАРИЯ»

Регламент фестиваля КРОК настолько сложен, что каждый раз на рассказ о нем уходит уйма времени. В сущности, под КРОКовским именем проводится два биеннале. По нечетным годам в Украине проходит смотр профессионального анимационного кино, а по четным — в России — за фестивальные призы соревнуются студенческие и дебютные фильмы. Нынешний КРОК был российским, а потому собрал все интересные молодые работы за два предшествующих года.

Конкурсную программу нынешнего КРОКа называют самой короткой в истории фестиваля. Если в прошлом году основные показы составляли около 20 часов, то в этом — меньше 12. Селекционная комиссия сознательно ужесточила требования к конкурсантам, оставляя все пограничные работы для «информационных» показов.

Такая политика ограничения была связана отчасти с укороченным регламентом фестиваля (вместо обычных 10 дней КРОК длился всего неделю), отчасти с общим желанием сделать программу менее плотной, давая зрителям больше пространства для рефлексии. Поток короткометражного кино весьма сложен для восприятия: за два часа показа перед публикой проходит около 20 фильмов, очень разнообразных по темам, стилям, жанрам и техникам и порой настолько коротких, что стоит зазеваться — а половина фильма уже прошла, нить повествования потеряна, и об общем смысле картины можно только догадываться.

Однако, как бы ни старалась отборочная комиссия, выше головы не прыгнешь, и конкурс все равно насчитывал изрядное количество работ — 125 фильмов, составлявших тот минимум, без которого фестивальная программа не выглядела бы репрезентативной. Эта цифра не покажется такой уж огромной, если вообразить, что фестиваль собрал работы из 34 стран, пытаясь представить и географическое, и эстетическое разнообразие современной анимации, а также показать, каковы количественные и качественные «доли», занимаемые странами в мировом художественном процессе.

По количеству фильмов в конкурсных показах лидировала Россия, от которой на смотре присутствовало более 20 фильмов. За ней следовали Франция, Великобритания и Германия. Увы, Украина в список лидеров не входила и была представлена всего четырьмя фильмами. Такая картина, как бы ни было это обидно, отражает реальное положение вещей. Комментируя скромность украинской программы, известный украинский режиссер и педагог Евгений Сивоконь говорит, что сегодня в Украине действительно выпускается очень мало анимационных работ. «Конечно, нам трудно соревноваться с той же Россией по количеству. Если в России сейчас ежегодно около 80 короткометражных фильмов выпускается, то у нас в последнее время их делается немногим больше десяти (цифры весьма приблизительные. — М. Т.) Но, с другой стороны, как-то получается выживать и в такой ситуации. Потому что, допустим, из пяти фильмов, которые ежегодно выходят на нашей студии «Укранимафильм», два непременно получают по десятку призов на международных фестивалях».

Но, конечно же, конкурс КРОКа был показателен не только в смысле географии. Из калейдоскопической картинки основных показов можно было делать самые разнообразные выводы — и о засилье компьютера в современной анимации, и о том, что традиционные техники не слишком привлекают нынешнюю молодежь, и о том, что сегодняшние студенты вообще не очень-то привечают устойчивые формы и жанры, неизменно стремясь к эксперименту и к индивидуальному подходу.

Это пренебрежение молодежи традицией регулярно отмечалось мэтрами анимации, которые и на официальных мероприятиях, и в кулуарных разговорах постоянно сетовали на то, что сейчас изменился сам подход к изготовлению кино, и зачастую молодежь не учитывает те базовые законы, по которым испокон веков строились произведения искусства. Так, разбирая конкурсные работы, Юрий Норштейн сказал: «Я постоянно слышу слова «молодежное искусство», но никак не могу понять, что это такое. Мазаччо умер в 28 лет, но никто ведь не называет его работы молодежными». Чуть иначе та же мысль прозвучала в реплике известного режиссера Михаила Алдашина: «Я часто просто не понимаю, что происходит в том или ином фильме, и иногда спрашиваю того или иного автора о сюжете. А в ответ слышу: «Я хотел, чтобы зрителю до самого конца что-то оставалось непонятно». И что здесь скажешь? Если автор ставил задачу сделать непонятно, то он выполнил ее успешно».

Пожалуй, ни на одном из предыдущих фестивалей проблема «разницы поколений» не ощущалась так отчетливо. Действительно, если сравнить анимацию тех времен, когда снимали Хитрук и Норштейн, с нынешними молодыми работами, может возникнуть впечатление, будто речь идет о разных видах искусства. Настолько разных, что большой вопрос, можно ли применять к ним одни и те же критерии оценки. Так, в 60—70-х анимация строилась в первую очередь на драматургии. Даже в тех случаях, когда режиссер делал какую-нибудь абстрактную и бессюжетную работу, он сохранял классическую композицию фильма, организуя конфликт, завязку, развязку и кульминацию.

Нынешние студенты зачастую напрочь игнорируют все эти понятия. «Молодые художники не заботятся о каком-то внятном рассказе, не делают историй, — говорит Евгений Сивоконь. — Специально замутить — это проще, чем выстроить фильм. А кино, пусть даже бессюжетное, пусть даже основывающееся на формальных приемах, непременно должно быть хорошо выстроено».

Сюжет, историю, драматургию и даже отточенную композицию заменяет молодому кино беспорядочный набор образов, или даже одна яркая метафора, от чего анимацию порой сложно становится отличить от видео-арта. Таков, например, ирландский «Глаз слепого» (реж. Мэтью Талбот Келли), представляющий как бы виртуальный тур по внутреннему миру незрячего человека. Таков странный испанский фильм «Эсурбельтсак, общая могила» (реж. Исибене Онедерра), выплескивающий на зрителя поток психопатических эротических образов, исполненных в очень экстравагантной графической манере.

В общем и целом для современной молодой анимации визуальность важнее повествовательности. «Красиво, но непонятно» — так звучит приговор ко многим студенческим фильмам. Невероятно красив, но совершенно необъясним словами канадский «Жилец» (реж. Элиз Симар), представляющий собой рефлексию на тему жизни как путешествия в поисках дома. Непонятна чудесная английская работа «Нить... хороший свет необходим» (реж. Река Гач), очень изящно изображающая несколько минут досуга молодой женщины. Непонятно, хотя и очень впечатляюще, выглядит корейский «Индраманг» (реж. Ким Джинь-Мань), показывающий жизнь странного деревянного существа, которое ходит вниз головой.

В этом, наверное, и заключается суть того самого клипового сознания, которое вызывает столько вопросов и разговоров среди старшего поколения. Молодая анимация редко предлагает зрителю готовые, гармонически устроенные вселенные. Куда чаще публике — вместе с режиссером — приходится разбираться со сложным набором впечатлений, эмоций и чувств, обуревающих современного молодого художника. Их картины не только не отвечают на экзистенциальные вопросы, но даже и вопросов-то толком не ставят.

Довольно показательно, что эта беспомощность художника в создании повествования нередко становится предметом исследования. В британском фильме «Промедление» (реж. Джонни Келли) обсуждается состояние нерешительности, неспособность начать какое-то дело и довести его до конца. Автор искусно и изобретательно демонстрирует, чем человек занимается в этом «нерешительном» состоянии: передвигает мебель, смотрит телевизор, наблюдает за соседями и наводит порядок на книжных полках. В другом — украинском фильме — «Катеринка представляет» (реж. Екатерина Чепик) так же показаны мучения режиссера: Катеринка переживает муки творчества, бродит по комнате и делает наброски, которые сразу принимаются жить своей жизнью. Еще одна картина — «Несчастный случай» (реж. Сара Нестерук) — это попытка рассказать о судьбе человека по имени Стивен, жизнь которого надломлена автомобильной аварией. Рассказ не дается автору, а поэтому Сара то и дело перечеркивает свою работу и начинает повествование заново, немного в другой манере.

Зачастую мастера и представители старой школы видят в таких приемах желание поинтересничать и призывают молодое поколение говорить «проще», проводить через фильм определенную тему, жестко очерчивать план и делать предварительно подробные раскадровки. Однако творческая дисциплина редко оказывается востребована среди молодого поколения. Представление о том, что искусство должно нести «светлое, доброе, вечное» для многих ушло в прошлое, и сегодня начинающие аниматоры чаще используют творчество не для улучшения мира, а вместо психотерапии, выплескивая на экран свои страхи и тревоги.

А страхов этих у молодого поколения немало. О том, что тревожит современную молодежь, можно делать выводы из тех «внятных» работ, которые в небольшом количестве в конкурсе все же присутствовали. Так, среди анимационных режиссеров заметны, например, апокалиптические настроения. В фильме Марка Райсбига «Время истекает» человек идет по кругу вдоль декорации, которая постепенно из широкой, занимающей весь экран полосы сужается до тонкой линии. Другой фильм — «Администраторы» Романа Клочкова — с кафкианским сарказмом изображает гибель мира (лесной пожар) и безразличие тех людей (государственных чиновников), которые могут катастрофу предотвратить.

Помимо страхов перед концом света молодые режиссеры находят еще множество поводов для депрессии. Обладатель гран-при фильм «Странник» (реж. Йоан Польфор) изображает негритянскую девочку, которая уходит из Конго в поисках лучшей доли, однако, разумеется, не находит ее. «Девочка Дура» Зои Киреевой на примере истории детской любви рассказывает о том, как непросто быть «другим» в нашем жестко-тоталитарном мире. Словацкий фильм «Четыре» (реж. Ивана Шебестова) рассуждает о роке, а израильский «Бетон» (реж. Ариэль Белинко, Михаэль Фауст) — об ужасах милитаризма, аргентинская «Работа» (реж. Сантьяго «Боу» Грассо) иронизирует над абсурдностью устройства современного социума.

Мрачные настроения присутствуют даже в фильмах-сказках. Очень показателен в этом смысле главный фаворит фестиваля — «Хвост мышки» (реж. Бенжамен Ренне), который рассказывает вроде бы совсем наивную историю: пойманная львом, хитрая мышь обещает обеспечить хищника пищей и начинает приносить грозному зверю разную неудобоваримую еду типа вишенки или лягушки. Вроде бы забавный и милый по сюжету, фильм так выстроен по графике и музыке, что рождает весьма тревожные чувства. Сам режиссер говорит, что хотел в своей работе показать «теневую жизнь леса». Надо сказать, публика весьма высоко оценила изящный контрапункт между смешной историей и мрачноватым ее исполнением, а также формальное совершенство «Хвоста мышки», и отдала свои симпатии именно этой картине. На церемонии закрытия Ренне выходил на сцену дважды. Первый раз — чтобы получить из рук Ирины Гордейчук приз и конвертик с тысячей долларов от журнала «Телеcity», обеспечивавшего в этом году приз зрительских симпатий. Во второй раз режиссер ушел со сцены, держа в руках статуэтку «Пластилиновой вороны» (этот спецприз был учрежден фестивалем год назад в память об Александре Татарском, и является второй по значимости наградой КРОКа).

Список призеров вполне отражает общую тенденцию: во всем конкурсе найдется едва ли несколько действительно позитивных фильмов. Восхищение, умиление, сентиментальность и прочие светлые эмоции глубоко чужды современной молодой анимации. И, видимо, именно в этом стоит искать причины отхода молодежи от традиционных методов создания искусства. Не находя гармонии в собственной душе, молодые художники оказываются органически не способны создать формальную гармонию. И вряд ли можно согласиться с мастерами, полагающими, будто дебютанты-аниматоры «интересничают» или ленятся создавать внятные сюжеты. При всех недостатках молодежных работ одного у них не отнимешь — это искренности. По знаменитому определению Окуджавы, начинающие режиссеры «как дышат, так и пишут». И если с результатами этого «дыхания» сложно иметь дело, так это может служить поводом только для пересмотра критериев оценки, но не для осуждения молодого искусства за то, что оно непохоже на старое.