ПРОЩАЙ, «СОЮЗМУЛЬТФИЛЬМ»!
Свидетельские показания

Часть первая.
ОККУПАЦИЯ


Будущим историкам, вероятно, придется докапываться: с чего начались неприятности у когда-то всемирно известной студии «Союзмультфильм». Точек отсчета можно найти несколько.

Еще в середине восьмидесятых годов студия пережила кадровую катастрофу: на смену уходившим один за другим на пенсию или в мир иной мастерам (И.П.Иванову-Вано, Л.И.Мильчину, Р.А.Качанову, В.И.Попову, Р.В.Давыдову, В.М.Котеночкину, В.В.Курчевскому и другим) не приходили почему-то столь же яркие молодые имена. В 1988 году в СССР начали организовываться альтернативные места производства мультипликационных фильмов (первая ласточка – студия «Пилот»), в которые молодежь поступала охотнее.

Конец восьмидесятых – начало распада. Студия поделилась на объединения по творческим направлениям («Комикс», «Поиск», «Традиция», «Объединение детского фильма» и т.д.). Только Объединение кукольных фильмов, сформировавшееся раньше, и не по жанровому, а по технологическому признаку, выжило. Остальные подразделения просуществовали около года. Но, по мнению старожилов, именно тогда режиссеры, возглавлявшие эти объединения, почувствовали аромат свободы и прелесть самостоятельного руководства.

Тогда же началась череда уходов прославленных имен. Начиная с Ю.Б.Норштейна, чей «исход из Ясной Поляны» был отмечен в прессе и стал поводом для первых скандальных публикаций о «Союзмультфильме». За Норштейном последовали Г.Я.Бардин, В.А.Караваев и другие. Многие даже не увольнялись из штата, просто за отсутствием запусков на «Союзмультфильме» пристраивались работать на других студиях, а «по основному месту работы» оформляли простой.

1989 год – студия «переходит на аренду». Так сформулировано в документе, исходившем из тогдашнего Госкино. На деле же переход на аренду произошел без составления описи арендуемого у государства имущества и списка арендаторов, между которыми должна была, по идее, распределяться годовая прибыль. Арендаторами стали считаться все штатные работники, независимо от времени прихода на предприятие. Получались даже забавные конфузы: на выручку от продажи последнего фильма Бардина, снятого на «Союзмультфильме» («Серый волк энд Красная шапочка») каждый сотрудник получил по мешку сахарного песку. Обделенным остался только сам Бардин – он имел неосторожность уволиться и работником студии уже не считался. Тем не менее при директоре С.С.Рожкове студия действительно распоряжалась прибылью честно: за 20% от выручки, полученной Главкинопрокатом, все штатные работники ежегодно получали по холодильнику, магнитофону или еще какому-либо бытовому приспособлению, заменявшему в начале девяностых в России валюту.

Главным же результатом перехода на аренду, своего рода «роковым рубежом» стало право студии распоряжаться коллекцией мультипликационных фильмов, каковое право, впрочем, до сих пор некоторыми ставится под сомнение. Какие сладкие перспективы давало это право любому своему обладателю, в общем, понятно. Около полутора тысяч фильмов, снятых с 1936 по 1989 год, процентов на восемьдесят – детских, можно было размножать на видеокассетах и продавать на телеканалы бесконечно. Товар качественный и, главное, - вечный. Как хорошая детская литература или музыка. Дети имеют свойство вырастать, и «ротация» детского потребителя происходит постоянно. То есть обладание коллекцией давало возможность непрерывного обогащения без затрат на какое-либо производство. Только перепродавай регулярно. А еще вторичный рынок – ну, просто сказка: песенки из фильмов, аудиокассеты, торговля персонажами, издание книжек по фильмам, продажа фрагментов из мульткартин для рекламных роликов и других насущных нужд состоятельных партнеров. А перемонтаж! Сократи всем известный фильм или скомпонуй из нескольких фильмов полнометражную программу – и получаешь новый продукт! Практически без дополнительных съемок. Мультфильм как сырье – это почище отработанного ядерного топлива. Почище – во всех смыслах. И все это лежит прямо на тротуаре по адресу «Долгоруковская, 23а, студия «Союзмультфильм»», и ждет хозяина. Хозяин же – тот, кто первый скажет: «Студия – это я».

С.С.Рожков успел сделать только первый шаг: продать права на внушительную часть коллекции фильмов бывшему советскому актеру Олегу Видову и его жене – американской предпринимательнице Джоан Борстейн. Права на перемонтаж, переозвучание и прокат на зарубежной территории. Прибылью американцы должны были делиться с «Союзмультфильмом», но не сразу, а только после того, как окупятся затраты на реставрацию, озвучку и другие процедуры.

Другое деяние Рожкова было еще менее популярным – именно при нем начались первые уступки Русской Православной Церкви, завершившиеся передачей ей помещения кукольного объединения – церкви Спаса на Песках – без получения чего-либо взамен. Этот финал был еще впереди, но уже начало этого процесса восстановило против Рожкова весь коллектив кукольников.

В 1993 году состоялась конференция, на которой работники студии впервые выбирали себе директора. Претендентов было трое. Рожков, несмотря на свою безобидность практически не имевший никаких шансов («благодарные» студийцы запомнили ему и арбатскую церковь, и злополучный контракт). Продюсер «Студии 13» Лебедев, «крутой» с виду, но не вызывавший доверия. Его сторонником был разве что единственный режиссер «Студии 13» В.И.Тарасов, но качество выпускаемой этой студией продукции наталкивало на мысль, что производство фильмов для этой компании – не главное… И, наконец, третий претендент – малоизвестный молодой человек по фамилии Скулябин. Он сказал о себе, что возглавляет-де ассоциацию «Пресс-Анима-Экран», имеет счета в каких-то немецких банках и будет вести коллектив к процветанию под маркой акционерного общества. Особенно лестно отзывались о Скулябине члены тогдашнего Правления студии, которые, собственно, и выкопали откуда-то эту диковину и теперь пропихивали на директорский пост. Очень скоро, всего через три года, часть членов этого Правления перейдет в оппозицию, но пока… Пока, обрадованные известием о счетах в немецких банках, а быть может, и от отсутствия доброкачественной альтернативы, союзмультфильмовцы торжественно выбирают Скулябина и поручают Правлению заключить с ним контракт о выполнении им обязанностей директора АП «Киностудия «Союзмультфильм»». По принципу «ужасно интересно все то, что неизвестно».

Доверие Правления Скулябину не знало границ. Как потом выяснилось, контракт был заключен бессрочно – без определения завершения срока работы нового директора.

При Скулябине студия де-факто перестала быть арендным предприятием. Студийцы даже не заметили, что им перестали ежегодно выдавать бытовую технику или другой эквивалент доходов. Приносит ли вообще студия прибыль, какого она размера и на какие нужды идет – эти вопросы все чаще приводили работников и даже некоторых членов Правления в состояние полного недоумения. Тем не менее был провозглашен курс на акционирование студии как единственный достойный выход из ее плачевного состояния. Были профинансированы Скулябиным (без привлечения бюджетных средств) два коротких фильма, проведена выездная конференция творческих работников, где директор показал первую серию заказного английского сериала о медведях-спасателях, выполнением которого он надеялся занять безработных режиссеров и художников с распределением прибыли от этого проекта на съемки собственных фильмов. Правление регулярно заседало в директорском кабинете, студия работала над фильмами, которых становилось все меньше… Все шло своим чередом. Главной своей победой Скулябин объявил перезаключение контракта с Видовым на новых, более выгодных студии условиях, и сокращение пакета фильмов, отданных в видовское распоряжение. Позже выяснится, что условия контракта окажутся выгодными самому Скулябину и его дочерним компаниям, а «отъем» части коллекции у Видова только облегчил последнему работу: в Россию возвращена была наименее окупаемая и прибыльная доля.

До 1996 года все неудачи Скулябина часть коллектива списывала на ошибки молодости и неопытность. Работники разделились: некоторые считали Скулябина благодетелем и верили в его искреннее желание вытащить студию из «ямы», другие – подозревали в нечистоплотности, остальные находились в состоянии «брожения». Подозрения росли еще и потому, что в течение трех лет, несмотря на предпринимаемые меры по подготовке акционирования, директор не торопился отчитываться о своих действиях перед коллективом. Понимающих происходящее становилось все меньше.

В феврале 1996 года состоялась несколько запоздавшая конференция трудового коллектива, на которой студийцы заслушали отчеты Скулябина и Правления и выбрали его (Правления) новый состав. Состав этот неожиданно для Скулябина оказался процентов на девяносто оппозиционным. Председателем его был избран бывший мультипликатор В.М.Шилобреев, членами стали такие известные режиссеры и художники, как Л.А.Шварцман, Л.В.Носырев, И.А.Ковалевская, М.А.Каменецкий и другие. Новое Правление прежде всего запросило у директора отчет о коммерческой деятельности. Скулябин ответил в том смысле, что невозможно, мол, «коммерческая тайна». Какие тайны могут быть у работника (директора) от работодателя (Правления) – члены Правления «не въехали» и после недолгих письменных препирательств поставили вопрос о расторжении контракта и увольнении Скулябина. Осуществить это юридически «зеленому» Правлению оказалось не так-то просто, учитывая, что контракт был бессрочный, а выбран Скулябин был коллективом, самым демократическим путем. Демократичнее некуда.

Но тут Правлению крупно повезло. Скулябин, убедившись в несгибаемости оппозиции, сделал большую глупость. В один прекрасный мартовский день неожиданно для студийцев на проходной помимо ведомственной охраны появились вооруженные сотрудники одного из ЧОПов, а на доске объявлений – приказ директора о новом порядке прохождения на студию. Согласно порядку, на студии должна была произойти срочная замена всех постоянных пропусков на новые. У некоторых несогласных сотрудников, невзирая на возраст и стаж работы, скулябинские подручные пытались отобрать пропуска силой прямо там же, на проходной. Имели место легкие рукопашные схватки. Короче, Скулябин показал зубы значительно раньше, чем требовалось по логике событий. Коллектив, считавший до этого студию родным домом, резко определился. Мастера искусств встали на сторону Правления. Туда же встал и вновь избранный Худсовет, куда вошли в том числе и уже давно покинувшие студию классики. Категорическим условием их работы на «Союзмультфильме» стало увольнение Скулябина. Того же мнения придерживалась и кинематографическая общественность, собранная в Союзе кинематографистов. Побывав на одном из заседаний Худсовета, делегация чиновников Госкино во главе с тогда еще заместителем Армена Медведева А.А.Голутвой, тоже составила определенное представление о раскладе сил на студии. Теперь уже этот расклад выглядел не как противостояние двух частей коллектива, а как восстание почти всего штатного состава студии, Правления, Худсовета и кинематографической общественности (проще говоря, творческого актива аниматоров) против администрации и директора.

В таком состоянии акционирование студии было равнозначно ее гибели. Намерения Скулябина были прозрачны, в его нацеленности на обладание коллекцией уже никто не сомневался. Примерная предполагаемая схема была проста: акционирование, перепродажа прав на фильмофонд подставным компаниям, ликвидация предприятия через банкротство. Эти планы были легко осуществимы еще и благодаря тому, что в случае приватизации банкротство студии упрощалось отсутствием постоянного помещения (здание на Каляевской (Долгоруковской) улице закон предписывал рано или поздно отдать православной церкви), и полной изношенностью оборудования (просветы и мультстанки студии были поставлены на баланс в лучшем случае в шестидесятые годы, а о компьютерном оборудовании, позволяющем пустить в ход современную технологическую «линейку», и речи не шло). То есть конкурентоспособность и выживаемость предприятия были равны нулю, если не опускались до минусовых показателей.

Эти планы были бы легко осуществлены, если бы маска Скулябина не была сброшена досрочно. Преобразовать все арендные предприятия в акционерные общества  закон предписывал, если не изменяет память, к 1997 году. Еще два годика уговоров, подачек и намеков на нищенское состояние государственного бюджета – и «Союзмультфильм» самым законным образом стал бы акционерным. Но после введенного «чрезвычайного положения» коллектив прозрел. Еще оставались надежды, что студия выживет и в статусе акционерного общества, но условием такого преобразования была «прозрачность» студийных дел, подотчетность директора Правлению. Правление тоже не возражало против перспектив акционирования, но только через временное «огосударствление». Благо из статуса госпредприятия можно сделаться акционерным обществом, а обратный процесс – невозможен. Акционирование было бы необратимо и вело к абсолютному бесправию всех создателей коллекции.

Скулябин сделал еще одну попытку разделаться с Правлением. Три верных ему сотрудницы студии подали иск в суд о незаконности конференции, на которой Правление было избрано. Ответчиком должна была стать созывавшая конференцию администрация, то есть сам Скулябин. После добровольного признания им каких-либо мелких нарушений результаты конференции должны были (по сценарию) быть аннулированы, и Правление теряло легитимность. Практически полгода Правление приходило в здание суда в полном составе, приводило по нескольку десятков свидетелей – членов коллектива, чтобы добиться участия в процессе в качестве третьих лиц и доказать, что нарушений не было. Но практически ни на одно заседание не являлись ни «истицы», ни «ответчики», ни их представители. Фарс не состоялся. В суд поступали заявления от истиц об их нездоровье, а сами они в это время преспокойно являлись на студию и мелькали в ее коридорах, издеваясь над своими сослуживцами.

Выяснив юридическую «непотопляемость» Скулябина, Правление пошло другим путем. Опираясь на мнение коллектива, оно стало добиваться преобразования студии в государственное предприятие. Такой статус фактически оставлял студии право самостоятельной коммерческой деятельности (то есть не предусматривал тотального бюджетного финансирования), но при нем директор становился подотчетен не безоружному Правлению, а Председателю Госкино.

Тормозом на пути преобразования стало Министерство государственного имущества. Предлоги менялись как перчатки, но вывод был один: огосударствление невозможно. Сначала Мингосимущество даже издало постановление о преобразовании «Союзмультфильма» в Государственное Унитарное предприятие. Потом «выяснилось», что это преобразование юридически невозможно. Затем – что возможно, но необходима межведомственная проверка деятельности студии и выявление нарушений, допущенных администрацией. После этого – что необходимо решение коллектива на новой конференции. Словом, нежелание Мингосимущества возиться с наделением «Союзмультфильма» госстатусом полностью совпадало с потребностью Скулябина затормозить и заморозить этот процесс.

Правление, погрязая по уши в нехороших подозрениях относительно чистоты рук чиновников, вылезало вон из кожи и выполняло одно условие за другим. В конце 1996 года на студии начала работу межведомственная комиссия по проверке ее (студии) деятельности. Работа эта продолжалась до апреля 1997 года. Именно благодаря этой проверке выяснилось, например, что заказной «медвежий» сериал вместо прибыли, которую он должен был принести студии, принес убытки, которые покрывались госбюджетными деньгами, изъятыми из смет бюджетных фильмов. Этот заказ, как оказалось, не кормил, а доил студию. Выявились и другие – не криминальные, но вполне некомпетентные – шаги администрации, сильно ухудшившие положение «Союзмультфильма». Причем комиссия пользовалась только теми материалами, которые предоставляла ей сама эта администрация. Что осталось невыявленным, можно было лишь догадываться. Стало понятно, почему Скулябин боялся раскрывать «коммерческие тайны».

Одна из таких «тайн» вскрылась примерно в это же время. Правление раздобыло договор Скулябина с фирмой «Мастер-видео», возглавляемой, по слухам, то ли любовницей, то ли женой Скулябина по фамилии Поляничко. В этом договоре «Мастер-видео» получало не только права на ВСЕ фильмы, когда-либо произведенные студией, но и на их составные части, перемонтаж, перепродажу и даже на то, что будет когда-либо в будущем этой студией произведено. То, что кинематографисты считали национальным достоянием, продавалось как дешевое сырье.

Особенно дотошной оказалась работавшая в составе комиссии инспектор Минтруда. Она, ознакомившись с трудовой книжкой Скулябина, удивилась отсутствием в ней записи об образовании директора студии (при приеме на работу Скулябин не показал даже паспорта). На предписание исправить нарушение отдел кадров не прореагировал. Тогда инспектор запросила МГУ и выяснила, что слова Скулябина об окончании им журфака этого университета – полный блеф. Он был отчислен по причине академической неуспеваемости. Высшего образования у «самородка»-недоучки не было.

Наконец работа Комиссии подошла к концу. Незадолго до этого предусмотрительный Скулябин оформил приказ о собственном отбытии в бессрочный неоплачиваемый отпуск в связи с состоянием здоровья и по собственному желанию, и исчез в неизвестном направлении, возложив свои обязанности на заместителя.

Несколько слов о заместителях. Окружение Скулябина было весьма колоритным. Во-первых, это Л.Л.Каюков. «Свой», студийный работник. Опытный мультипликатор, посредственный режиссер и талантливый анималист и шаржист. На студии при Скулябине получал три зарплаты: режиссера, заместителя директора по производству и руководителя того самого «медвежьего» проекта. В коллективе имел репутацию завербованного из своих «полицая». Хамство Каюкова было столь же знаменитым, как и его шаржи. После его назначения известный режиссер Э.В.Назаров пророчески заметил: «Ну, все. Студия теперь будет называться «Каюкфильм»». Каюков неоднократно превышал свои полномочия заместителя по производству, что печально отзывалось на студийной ситуации. Именно Каюков, например, запретил В.М.Котеночкину брать в сорежиссеры и художники-постановщики сотрудника, назвавшего публично Каюкова «вором». Хотя утверждение кандидатуры художника ну никак не вписывалось в полномочия заместителя директора. Результат: Котеночкин делал этот фильм с тем художником, с которым хотел, но не на «Союзмультфильме». Это отразилось плачевно и на фильме, и на репутации студии. О репутации самого Каюкова говорить излишне – она была, как говорится, «ниже плинтуса». Студийцы его ненавидели. Недаром в отсутствие Скулябина самые «драконовские» приказы выходили за подписью Каюкова. Методы его руководства производством были тоже вполне полицейскими. Ему очень не хватало дубинки у пояса.

Другой «зам» директора – В.С.Канторович. Скулябин его, по слухам, назвал: «мои глаза и уши». Хотя своих стукаческих функций Канторович практически не прятал, они были на поверхности – и на том спасибо. Его кредо – «ласковая теля двух маток сосет». Тем более что самостоятельно, без ведома Скулябина, он не мог даже подписать разовый пропуск. Официальные его полномочия равнялись нулю – абсолютное «пустое место». При необходимости высказать свое мнение или поставить подпись у него начинали дрожать колени. Очень яркий персонаж.

И еще одна фигура – невесть откуда приведенный Скулябиным Д.А.Крючков. Должности занимал в разное время разные. О его прошлом ходили мрачные слухи. Вплоть до того, что ему приписывалась работа надзирателем где-то в Бутырках. Судя по его поведению – было очень похоже. Его любимое занятие, своего рода «кайф» – унизить талантливого человека. При этой процедуре лицо его оставалось совершенно непроницаемым. Некоторые называли его «мальчиком Геббельса». Одним словом, компания подобралась милейшая. При таком окружении сам Скулябин выглядел незабудкой.

Короче, незадолго до подведения итогов работы комиссии Мингосимущество выдвинуло новое требование: провести конференцию трудового коллектива и испросить ее согласия на статус госпредприятия для «Союзмультфильма». Правление умудрилось собрать не просто Конференцию (по уставу – один делегат от пяти сотрудников), но Конференцию – Общее собрание. Выборов делегатов не было. Любой штатный работник, пришедший на собрание, получал право голоса. Необходимо было при этом собрать две трети коллектива, то есть больше двухсот человек.

Первоначально конференцию собирала своеобразная «конфликтная комиссия», состоящая из представителей администрации и Правления. Когда администрация стала затягивать переговоры и поставила под угрозу проведение конференции, Правление занялось подготовкой самостоятельно. Каюков издал беспрецедентный приказ, запрещавший любому сотруднику студии появляться в этот день на Конференции (местом ее проведения для пущей объективности назначили зал Госкино) под страхом оформления прогула. В результате в день проведения собрания на студии остались ведомственная охрана, бухгалтерия и администрация. Все остальные сотрудники явились, как один, в Госкино, дружно, демонстративно и с видимым удовольствием «плюнув» тем самым Каюкову в физиономию. Фигурально выражаясь, конечно. Необходимый кворум был собран. Решения столь представительного собрания не мог оспорить уже никто.

После выступления А.А.Голутвы и отчета о результатах проверки студии сверхдемократичная конференция мая 1997 года почти единогласно (больше двухсот голосов – «за») проголосовала три ключевых вопроса. О придании студии «Союзмультфильм» статуса государственного унитарного предприятия, о полной поддержке Правления, избранного в 1996 году (дабы никто не опротестовал более его легитимность), и о безоговорочном увольнении Скулябина С.А. с поста директора. Такого единодушия новейшая история студии не знала. Но по четвертому вопросу согласия уже не было. Речь шла о выборе нового директора студии. Сидевший в президиуме Шилобреев предложил единственную кандидатуру – главного инженера Э.А.Рахимова. Рахимов в коллективе имел репутацию человека жуликоватого, хотя поймать его до сих пор ни разу никому не удавалось. На него «точило зуб» еще и прежнее Правление, но «схватить за жабры» и у него оказалась кишка тонка. Однако мнение о нечистоплотности Рахимова было столь устойчивым, что после предложения Шилобреева (который, кстати, с большим трудом «выбил» у Рахимова согласие на выдвижение в директора) беспристрастные стенографистки  зафиксировали в стенограмме шум в зале и крики «Нет!», «Не хотим!». Недовольство было погашено козырным доводом Шилобреева: эта кандидатура временная, избирается на два месяца, до той поры, когда «Союзмультфильм» получит статус госпредприятия, после чего решение о новом директоре будет уже за Госкино. «Если у кого-то есть другие предложения, - «добил» зал Шилобреев, - давайте обсудим». Других кандидатур не было. Заместители Скулябина были мазаны с ним одним миром, а среди рядовых сотрудников не оказалось человека, который мог бы взять на себя руководство производством даже на два «переходных» месяца… Скрепя сердце, конференция неохотно и не единодушно проголосовала за Рахимова. Никто не напомнил, что нет ничего более долговечного, чем временные меры.

После решения Конференции Правление смогло наконец-таки оформить постановление об увольнении Скулябина. Однако и это постановление вступить в действие еще не могло. Скулябин исчез в неизвестном направлении, а уволить человека, находящегося в отпуске, не позволял КЗоТ. Да, собственно, никто и не верил, что Скулябин вернется. Частная охрана с проходной была уже давно снята (видимо, Скулябин понял свою оплошность), и все были убеждены, что розыски бывшего директора – дело Интерпола. С Рахимовым был заключен договор на два месяца, и он вступил в свои права.

Однако Министерство имущества по-прежнему тянуло резину. В ожидаемый срок вопрос о статусе вновь не был решен, и Рахимова по истечении срока оформили исполняющим обязанности. Когда студия станет государственной – было загадкой.

За три месяца долгожданной свободы Рахимов сделал все возможное, чтобы зарекомендовать себя с лучшей стороны. Студия была очищена от скулябинских ставленников, начались «раскопки» и поиски договоров, по которым Скулябин продавал права на коллекцию. Рахимов предпринял попытки «разобраться» и с фирмой Видова, но успел только вступить с последним в длительный конфликт. Стали всплывать махинации Скулябина (например, выяснилось, что студийная кредитная карточка использовалась для оплаты трапез в ресторанах во время бесчисленных зарубежных командировок бывшего директора). Правление все это время пыталось «проталкивать» в правительственных структурах вопрос о преобразовании. Хотя некоторые члены Правления стали замечать подозрительное шушуканье между Шилобреевым и Рахимовым, но почти никто не успел сделать из этих наблюдений надлежащие выводы.

Идиллия кончилась внезапно, в августе 1997 года. В один из вечеров Рахимов был зверски избит арматурными прутьями в собственном подъезде и попал в больницу с черепно-мозговой травмой. Нападавших, похоже, даже не шибко искали. Через неделю после этого, 20 августа, пришедшие на студию сотрудники обнаружили на проходной новых частных охранников, а в директорском кабинете – Скулябина. На доске приказов висели распоряжения Скулябина об окончании собственного отпуска и о новом режиме допуска на студию, по которому в помещение было запрещено пускать по удостоверениям Союза кинематографистов и Госкино. У охранников уже лежал «черный список» лиц, лишенных права входа на студию, среди которых был почти весь состав Правления, невзирая на регалии, возраст и заслуги. В коридорах вновь мелькали фигуры Каюкова, Крючкова и совсем никому не известных личностей криминальной внешности. Рахимов был объявлен самозванцем, его приказы – отменены. Коллектив пребывал в шоке.

Однако  неожиданный официальный выход Скулябина на работу автоматически вводил в действие постановление о его увольнении. В срочном порядке из больницы был привезен Рахимов. Правление немедленно оформило с ним договор о его директорстве (теперь уже постоянном), и умудрилось даже успеть провести через отдел кадров приказ об увольнении Скулябина. Теперь Скулябин был уволен окончательно и с соблюдением всех официальных процедур: решения коллектива, постановления Правления, оформления приказа.

Так считали все, кроме самого Скулябина и его сподвижников. Пришедшую на студию представительную делегацию из руководителей Госкино, Союза кинематографистов и членов Правления Скулябин сперва демонстративно промурыжил в приемной, а затем допустил до своей персоны. На предъявленные ему доказательства его увольнения он начихал и выразился в том смысле, что, дескать, шли бы вы все куда-нибудь, потому что эта студия – моя, я здесь хозяин, и если кому-нибудь это не нравится – идите в суд. После чего выпроводил всех со студии долой. В прессе и по телевидению прошли тревожные репортажи о случившемся, и все затихло.

Так начался двухлетний период оккупации студии самозванцами. Никакой возможности повлиять на ситуацию Правление не нашло. На официальные заявления в Прокуратуру МВД, ФСБ и прочие шибко силовые структуры приходили однотипные ответы: ребята, это – ваше внутреннее дело, кто у вас директор; опротестуйте через суд, мы в это не вмешиваемся. «Утечка» прав на коллекцию мультфильмов, очевидно, была не таким большим «кушем», ради которого государству стоило затевать очередную «разборку». Госкино не имело никаких рычагов воздействия на студию, да и сам «Союзмультфильм» был последним, «реликтовым» арендным предприятием советского типа и оказался, говоря юридическим языком, «вне правового поля». Кое-кому уже стало ясно, что надо бы оспаривать через суд сам статус АП, каковым студия де-факто не являлась, но «поезд ушел», сроки были упущены. Захваченное же предприятие и вовсе не было подконтрольно никому, кроме «оккупантов», которым законы были не писаны. Правление не могло подать в суд, так как не являлось даже юридическим лицом, а интересы частных лиц Скулябин вроде бы и не нарушал – зарплата как выплачивалась, так и продолжала это делать…

Впрочем, не всегда. Был период, когда задержка по зарплате достигала нескольких месяцев. Но и это не могло стать поводом для иска. Подавать в суд на Скулябина – значит признать его директором. В противном случае – что коллектив может требовать от частного лица? Администрация студии формально должна была подчиняться Рахимову, и за неисполнение его распоряжений призвать к ответу мог только он сам. Но Рахимов как человек, битый арматурными прутьями, сидел тише воды ниже травы и вообще не отдавал никаких распоряжений. Заставить Рахимова работать силой Правление не могло – боялось спугнуть единственного легального руководителя, тем более неуместно было вчинять иск ему. О том, чтобы в суд подал Рахимов – и речи быть не могло.

При этом ни одна из официальных структур не признавала Скулябина директором. В объемнейшей переписке между Правлением, Госкино, Союзом кинематографистов, Мингосимуществом, Правительством Российской Федерации и прочими инстанциями Скулябин именовался «бывшим директором». И никак иначе. Министерство по труду провело экспертизу процедуры увольнения Скулябина и признало ее абсолютно законной. Но на территории студии закон не действовал. В аппарате «Союзмультфильма» все подчинялись только документам с подписью самозванца.

Умолчим здесь об атмосфере на оккупированном предприятии. Два фильма, запущенных на студии во время «правления» Рахимова, немедленно были переведены авторами под другие «крыши». Худсовет, тоже активно заработавший во время трех месяцев свободы, даже не делал попытки собираться и что-либо решать. Творческая работа на студии стала психологически невыносимой и невозможной. Ни у кого не было гарантии, что, придя утром на предприятие, он не найдет свой кабинет взломанным, а рабочий стол – обчищенным. Подобные случаи стали почти обыденным явлением в годы оккупации.

Аниматоры, работавшие на других студиях, отказывались верить в рассказы о порядках на захваченном «Союзмультфильме». Ну, представьте, например: вы - начальник одного из отделов студии, приходите в свой кабинет и застаете там неизвестных молодых людей, занимающихся упаковкой нескольких ящиков со студийными куклами для отправки в неизвестном направлении "по приказу Скулябина". А когда вы вместе с директором кукольного объединения (кстати, ответственным за сохранность этих кукол) прячете их от вывоза в студийное помещение, недоступное скулябинцам, вас официально обвиняют в попытке их кражи. И обвиняют, между прочим, Каюков и Крючков, на которых уже пробы негде ставить.

Или: вы вместе с десятками студийцев приходите на работу в день, на который Правление назначило одно из "судьбоносных" собраний, грозящих Скулябину срывом его планов, и застаете студийные двери опечатанными пожарной инспекцией - в связи с безобразным противопожарным состоянием, весьма удачно выявленным аккурат в день собрания.

Или: вы просите для работы у главного диспетчера монтажные листы по одному из фильмов и выясняете, что ВСЕ подшивки этих бесценных, не подлежащих восстановлению документов отданы на вывоз по устному распоряжению Скулябина (без актирования!), и их местонахождение отныне неизвестно.

Или: вы обнаруживаете "свою" подпись под доносом на Правление, сфабрикованным скулябинскими сторонниками от имени всего коллектива. Разумеется, доноса вы не подписывали, но отозвать подпись вам, естественно, уже не дают.

Или: вы случайно выясняете, что вашим отделом уже год как "руководит" некто, фамилия и внешность которого вам абсолютно неизвестны, ибо он ни разу не появлялся не только на рабочем месте, но и вообще на предприятии. "Назначил" его втайне от подчиненных, конечно, самозванец, но без подписи этого невидимки вам не дают даже отгула.

Или такое: на проходной висит приказ "директора" о пересмотре состава тарификационной комиссии, а в Уставе студии черным по белому написано, что это - прерогатива Правления. Вместо художника с мировым именем Л.А.Шварцмана комиссию "возглавил" (угадайте с трех раз!)... правильно, Каюков. И "комиссия" эта незамедлительно начинает повышать тарификацию скулябинским сподвижникам. При этом ни Правление, ни Шварцман об этом не извещаются...

Достаточно? И все это – лишь несколько страничек из «библиотеки приключений», пережитых союзмультфильмовцами за эти годы… Чего-чего, а скучать им не давали. Производственный террор достиг таких масштабов, что студийцы даже шутить стали шепотом.

Особенно тяжело было сотрудникам, вынужденным ежедневно появляться на студии и выполнять служебные обязанности в такой обстановке. Честный работник не мог даже подать заявления на имя директора – например, об отпуске или материальной помощи, - потому что на заявлении неизбежно должна была возникнуть фамилия «Скулябин», а это вполне могло быть впоследствии расценено как признание его легитимности. Сам Скулябин, конечно, охотно использовал бы эти бумажки в будущих возможных судебных и внесудебных разбирательствах.

Рахимов же, как говорилось выше, помалкивал и функции директора исполнять отказывался. Он подписывался под документами Скулябина как главный инженер, писал на его имя заявления об отпуске и не сделал ни одной попытки «альтернативного» руководства. Никто его не смел упрекать – все-таки он был единственным, кто физически пострадал во всей этой истории. Хотя почти любой приказ, им подписанный, мог стать отправной точкой для вожделенного судебного процесса. Только раз в год, при приближении срока истечения своих полномочий, Рахимов приходил на заседание Правления и ставил свою подпись под новым контрактом о продлении срока директорства еще на год. И снова будто забывал о своей истинной должности.

Правление же попросту оказалось заложником Рахимова. «Давить» на него Правление не решалось – в случае его отказа поставить подпись под контрактом место директора автоматически становилось вакантно, и Скулябин за отсутствием альтернативы легитимизовался (По принципу: «Ну хорошо, я – не директор. А кто?»). Найти же другую кандидатуру было чревато еще большими неприятностями. Новый директор должен был, прежде чем приступить к своим обязанностям, разоружить или нейтрализовать «скулябинскую» частную охрану, войти в директорский кабинет, подчинить своей воле аппарат, назначенный Скулябиным, завладеть студийной печатью, заставить старых лжехозяев произвести передачу дел и т.п. Осуществить такое мог только человек, обладающий покровительством другой «крыши». Чем такой вариант был лучше «скулябинского» - неясно. Хотя попытка предпринята была. В конце 1997 года Шилобреев под великим секретом собрал Правление в одном из залов Союза кинематографистов (оказавшись в положении изгнанников, члены Правления собирались, как подпольщики, в Союзе или на частных квартирах), и представил некоего субъекта, согласного «выбить» Скулябина со студии. О самом субъекте было сказано лишь то, что он служил в КГБ и знает, как такие дела делаются. Шилобреев попросил от дальнейших расспросов воздержаться, довериться и подписать постановление о назначении субъекта директором. Правление от неожиданности подчинилось, но афера сорвалась – секретность была нарушена. Теперь понятно, что к счастью. Новая, неизвестная «крыша», да еще и юридически неуязвимая, могла оказаться похуже той, что оккупировала студию, и уж точно была опаснее безобидного Рахимова. Одним словом, усатый профиль Рахимова был бесповоротно и необратимо намалеван на единственном знамени, под которым Правление могло идти в бой за освобождение «Союзмультфильма». Это понимали все, и лучше всех – сам Рахимов. Он мог спокойно выжидать, чья возьмет.

В такой ситуации единственной возможной стратегией Правления был следующий порядок действий: сначала – преобразование студии в госпредприятие (благо решение коллектива есть), а затем – освобождение студии и расследование скулябинских махинаций новой властью.

Началась «бумажная атака» на правительственные структуры России с криками о гибели единственной базовой студии и утрате прав на национальное достояние РФ – советские мультфильмы. Письма подобного содержания, подписанные цветом российской культуры во главе с самим академиком Д.С.Лихачевым, одно за другим посыпались на «Белый дом», администрацию Ельцина, Думу и иные инстанции, от которых зависело решение о статусе. Ф.С.Хитрук посвятил этому выступление в одном из комитетов Госдумы, Съезды и Пленумы кинематографистов присоединялись к обращениям «наверх», вопрос о положении «Союзмультфильма» обсуждался в Комитете по культуре при Президенте РФ. Итогом стало поручение Б.Н.Ельцина № 155-Пр, подписанное в феврале 1998 года. Один из пунктов его гласил о «создании условий для профильной творческой деятельности на киностудии «Союзмультфильм», в том числе преобразования ее в государственное унитарное предприятие». Так, кажется. Однако теперь предстояло еще добиться исполнения высочайшего указания.

Почти весь 1998 год Правление провело в Арбитражном суде, пытаясь втолковать представителям Мингосимущества, что нельзя преобразовывать студию через процедуру ликвидации, как те предлагали. Этот вариант был целиком на руку Скулябину. При ликвидации студия теряла преемственность, а следовательно – марку, права на коллекцию и главное – коллектив. В случае создания нового, пусть и государственного предприятия, оно вынуждено будет набирать свой штат с нуля. Более того, новые руководители не смогут отменить все беззаконные распоряжения самозванцев, в том числе и контракты, по которым Скулябин распродавал права на фильмы. А ведь должны были быть отменены ВСЕ документы, подписанные Скулябиным за период оккупации. Скулябин и его заместители за время бесконтрольного владения студией неоднократно издавали приказы, противоречащие Уставу студии, и распоряжения репрессивного характера, направленные против своих недоброжелателей. Правление, разумеется, объявляло эти решения недействительными и не имеющими юридической силы, что не мешало управленческому аппарату их беспрекословно выполнять. Безо всего этого у будущего руководства студии не будет шансов добиться расследования преступлений «скулябинцев» и их уголовного преследования. Скулябин моментально «улетучится» вместе с правами на коллекцию. Ко всем этим последствиям вело отсутствие правопреемства. Да и вообщеликвидациястудии шла вразрез с поручением Президента опреобразовании.

Кстати, суду были предъявлены две доверенности на ведение процесса от имени студии. Одна была подписана заместителем Скулябина, другая (редчайший случай!) – самим Рахимовым. Чего стоило уговорить его на эту подпись – лучше не вспоминать. Суд признал представителя Рахимова – еще одно подтверждение его легитимности.

Разбирательство кончилось тупиком – Мингосимущество заявило, что Правление противится преобразованию студии, и «умыло руки». Правление вновь погрязло в бумажных делах, объясняя Правительству, Госкино и всем остальным, что предложенный Мингосимуществом план противоречит «духу и букве» распоряжения Ельцина. Скулябин тем временем форсировал события, ибо в 1999 году срок Договора аренды истекал...

Госкино, разумеется, прекратило финансирование студии – как можно финансировать территорию, захваченную самозванцами? Скулябин представлял этот шаг как доказательство нищеты правительства и невозможности благополучного проживания под крылом государства. Таким образом он постепенно приманивал неустойчивых студийцев лозунгами акционирования и пополнял ряды сторонников. Многие сотрудники не выдерживали атмосферы оккупации и тотального хамства и увольнялись, упрощая тем самым Скулябину задачу обеспечения перевеса голосов в свою пользу. Длительная «безнадега» изматывала коллектив и деморализовывала нестойких. К тому же студия находилась в информационной блокаде. Приказами, подписанными, кажется, все тем же Каюковым, на «Союзмультфильме» были запрещены любые гласные собрания и публичное обнародование официальных документов, касающихся судьбы студии. Хотя изгнанному Правлению удавалось иногда проводить небольшие стихийные собрания в цехах, но пропаганда оккупантов, конечно, была масштабнее и грязнее. «Вне студии» оккупанты проигрывали информационную войну, «внутри» же – лапши не жалели. Но даже в этой ситуации Скулябин не мог провести акционирование, не нарушив закона. Обойти непреклонное Правление, стоящее у него на пути, было не в его власти. Без разрешения Правления регистрация акционерного общества состояться не могла, да это противоречило и воле коллектива. А переизбрать Правление так, чтобы избежать гласного обсуждения ситуации, которого Скулябин боялся, как огня, законным путем тоже было невозможно. Оставалось нарушать закон.

К осени 1998 года производственная жизнь на студии почти прекратилась. По опустевшим цехам бродил Каюков и призывал оставшихся сотрудников «собирать вещи», так как студии долго не жить. Но к концу года оккупанты оживились. В обход художественного совета Скулябин на «свои» деньги запустил несколько фильмов, в цехах вновь появились люди, сторонники Скулябина и колеблющиеся получали работу. Были погашены долги по зарплате. Студию наполнили новые молодые сотрудники, пришедшие неизвестно откуда и не имевшие понятия о трагической ситуации вокруг «Союзмультфильма». По всем признакам захватчики готовились к решающему броску.

Весной 1999 года на проходной студии появился приказ Скулябина о проведении «выездной конференции», посвященной «творческим вопросам». Приказ провисел одни сутки, после чего исчез, как видение. В один из мартовских выходных Скулябин и его сторонники погрузились в автобусы и убыли в направлении Звенигорода. В понедельник все вновь были на рабочих местах, но выяснить, что произошло за эти выходные, состоялась ли конференция, чему она была посвящена и что решила, сотрудники студии не могли. Те, кто побывал на этом подпольном мероприятии, молчали как пленные партизаны или отделывались междометиями. Чего было? А, так, посидели, потрепались и уехали. Чего выбрали? Да не то – новое правление, не то – комиссию по акционированию, а вообще-то – ничего и не выбирали, так – встретились, выпили, закусили и вернулись.

Правление не волновалось – во-первых, «конференция» была по всем параметрам незаконной, а во-вторых, Правление успело предупредить Московскую регистрационную палату о возможных попытках регистрации акционерного общества и получило ответ, что эти штучки не пройдут.

Лишь в июне 2000 года, спустя 14 с половиной месяцев после «конференции», большинство сотрудников узнало, что тогда, в марте 1999-го, были проведены «выборы» нового «правления», оформлено решение об акционировании, и началась процедура регистрации ОАО «Киностудия «Союзмультфильм»». Регистрация проходила не в Москве, а в Московской области, в городе Красногорске – так захватчики «обошли» Московскую регистрационную палату. Нарушений на «конференции» было пруд пруди. Приказ о ней был подписан Скулябиным (частным лицом); его формулировка противоречила повестке дня; не было выборов делегатов (они были не выбраны, а назначены администрацией с соблюдением процентной нормы), в результате чего некоторые цеха и отделы в полном составе оказались не представленными на этом «мероприятии»; собрание было выездным, то есть не общедоступным, и тайным (решения не были обнародованы); сотрудники в нарушение Устава были лишены возможности избирать и быть избранными в руководящие органы предприятия (правление). О «конференции» не знали ни директор студии, ни ее Правление, следовательно – не могли и отчитаться перед коллективом о своей работе. Часть «делегатов» была представлена доверенностями, которые, как выяснилось позже, были по крайней мере частично сфальсифицированы – многие сотрудники отреклись от своих подписей на этих бумажках. Уже много позже, когда документы «конференции» были затребованы через суд, выяснилось, что и кворум-то может быть поставлен под сомнение… Разумеется, на «конференции» присутствовали исключительно сторонники Скулябина либо та самая молодежь, зачисленная по такому случаю в штат всего за месяц-другой до этого события. Нарушены были и законы РФ об акционировании и приватизации учреждений кинематографии. Например, уведомления коллектива о преобразовании за месяц до оного не произошло. Короче, несколько десятков человек втихаря перечеркнули решение 1997 года, за которое голосовали свыше двухсот студийцев.

Еще ничего этого не зная, Правление тоже не сидело сложа руки. Намерения Скулябина были прозрачны, и их можно было просчитать. Чиновники Правительства активизировались. На Мингосимущество и Госкино посыпались запросы Вице-премьера Матвиенко. Сколько можно, в самом деле – прошло больше года, а поручение Президента не выполнено! Как ни крути, а отчитаться о выполнении рано или поздно придется.

Перед Мингосимуществом и в его лице – государством Российским встала нелегкая задача. Нужно было как-то удовлетворить несколько несовместимых условий. Во-первых, надо выполнять распоряжение Ельцина – т.е. преобразовать «Союзмультфильм» в госпредприятие. Во-вторых, многолетнее поведение Мингосимущества наводило на мысль, что если не всему министерству, то кому-то из его аппарата страсть как хочется помочь Скулябину акционировать студию и убраться восвояси. Как тут не вспомнить тираду Скулябина, которую он, по слухам, произнес, узнав об очередном слезном письме Правления в какую-то «силовую структуру»: «Вот чудаки! Пишут и пишут… А я вхожу в кабинет – и сразу по глазам вижу, сколько дать надо!». Было ли «проплачено» скулябинское акционирование или нет, и если было, то кому – мы, конечно не узнаем. За время этой эпопеи несколько раз сменилось руководство Мингосимущества и однажды – руководство Госкино. Впрочем, если это неинтересно прокуратуре, то нам – тем более.

Две этих задачи были несовместимы друг с другом. Преобразование студии в госпредприятие означало смещение Скулябина с незаконно занимаемого кресла и возможность пересмотра и расторжения его договоренностей, а там и до уголовного дела недалеко. Даже в случае исчезновения Скулябина с просторов России спокойную жизнь ему гарантировало только отсутствие правопреемника. Не говоря уж о том, как обеспечить одновременное возникновение государственного и акционерного «Союзмультфильма»… В общем, учесть интересы Скулябина в случае выполнения поставленной Президентом задачи было проблематично.

И еще одно соображение. Уж если надо выполнять ельцинское требование, то неизбежен государственный контроль за коллекцией. А кто откажется прибрать коллекцию к рукам? Государство не откажется – дураков нет. А если так, то и государству (как и Скулябину!) становится обузой студийный коллектив, который должен сохраниться при преобразовании, и который, хочешь – не хочешь, надо кормить. И кормить не чем-нибудь, а доходами от коллекции. В общем, делиться  поступлениями от коллекции с ее создателями невыгодно любому собственнику. Здесь интересы государства и Скулябина оказались аналогичны.

Государство скребло в затылке в потугах разрешить эту головоломку. Срок Договора аренды истекал. Развязка близилась. Рахимов зачастил в Мингосимущество…


Часть вторая.
КЛОНИРОВАНИЕ


Государство решило заковыристое уравнение с необычайной виртуозностью. 30 июня 1999 года было подписано распоряжение Премьера С.Степашина о создании государственного «Союзмультфильма», и одно за другим стали созываться совместные совещания сотрудников Госкино и Мингосимущества. 8 июля на одном из таких совещаний в Госкино в присутствии руководителей Союза кинематографистов, представителей анимационной общественности и Правления студии было объявлено о скором выполнении Поручения Ельцина и была представлена межведомственная комиссия, которая должна была составить разделительный баланс и определить долю государственного имущества в АП. Правление воспряло духом, Рахимов незамедлительно вспомнил, что он является законным директором, и с удвоенным рвением пустился исполнять свои обязанности и готовить студию к преобразованию. Завизированные им ранее документы за подписью Скулябина он объявил подписанными под давлением и угрозами.

Вскоре начались странности. 28 июля Рахимов через посредничество Шилобреева созвал Правление на экстренное и секретное совещание в Мингосимущество. Там некий сотрудник этого ведомства объявил Правлению, что вопрос со статусом решен, вскоре состоится долгожданное освобождение помещения на Долгоруковской от захватчиков, и представил еще одного молодого человека, тоже сотрудника этого министерства, который должен занять место заместителя директора на государственном предприятии. Что же касается кандидатуры самого директора, то Мингосимущество просто не может представить лучшего кандидата на этот пост, чем благородный и бескомпромиссный борец за освобождение студии, «рыцарь без страха и упрека» Э.А.Рахимов. А посему – Правлению надо незамедлительно подписать постановление об освобождении Рахимова от должности директора АП – чтобы он тут же занял кресло директора госпредприятия. Такова-де процедура.

Правление было в таком ошеломлении от неожиданной вспышки взаимной страсти между Рахимовым и Мингосимуществом, что поверило в очарованность их друг другом и нехотя подписало требуемый документ. Правда, не в полном составе – некоторым членам Правления удалось сохранить ясность рассудка. Прочие же члены, выйдя из здания Мингосимущества и пробираясь китайгородскими переулками к метро, чесали затылки и недоумевали на манер героя тогдашней рекламы: «Е-мое, что же я сделал-то?»… Сошлись на том, что если речь идет о преобразовании, то – авось пронесет, ничего страшного. Может, и не обманут.

Однако странности продолжались. Ожидаемого силового освобождения здания студии от захватчиков не последовало. Якобы то ли Мингосимущество, то ли Госкино не нашли средств для оплаты услуг МВД. «Не могли дозвониться», стало быть. Межведомственная комиссия составляла разделительный баланс не просто под контролем оккупантов, а при их помощи – другой администрации на студии все еще не было. Рахимов, вместо того чтоб занять директорское кресло и издавать приказы об аресте документации самозванцев и расследовании их деятельности, маялся перед дверьми собственного предприятия, не допускаемый внутрь «скулябинцами». Продолжалось все это месяца три, где-то до ноября. За это время Скулябин спокойно и не торопясь выехал в неизвестном направлении вместе со своими сторонниками, документами, имуществом и даже, как говорилось выше, с частью коллекции студийных кукол, являющихся музейной ценностью. К тому же все работники предприятия уже несколько месяцев как были переведены на режим работы на дому, и приходили на студию только за авансом и зарплатой, так что во все остальные дни происходившее на студии проконтролировать было некому.

Как потом рассказывали, регистрация Открытого Акционерного общества в Красногорске и подписание распоряжения Степашина о создании Федерального государственного унитарного предприятия в Москве произошли почти одновременно – с разницей в один день. Если у российской сборной по синхронному плаванию будут проблемы со спортсменами, советую обратить внимание на сотрудников московской областной регистрационной палаты и аппарата главы Правительства. С этого момента в России действуют два «Союзмультфильма» - «скулябинский» (ОАО) и «рахимовский» (ФГУП). Но тогда, повторюсь, о существовании ОАО работники когда-то единой студии еще не знали.

Наконец, к концу 1999 года, в опустевшее здание студии наконец-то вошли люди из МВД. Рахимов устроился в кресле директора ФГУП «Киностудия «Союзмультфильм»», а Шилобреев – в кресле его заместителя. Обрадованные сотрудники с криком «Свершилось!» бросились на студию. Но на проходной вместо дружеских объятий их ждала неожиданная новость. «А вы куда? - строго спросила новая администрация, - Вы здесь не работаете!» «Как?» - изумились студийцы. «А так! ФГУП «Союзмультфильм» - это новое предприятие, и штат его будет набираться по новой!». – «Как то есть? Студия же преобразована! Правопреемство же!» - «Не преобразована, а вновь создана – на базе государственного имущества бывшего АП. И никакого правопреемства. Так что ступайте. Бог подаст». – «А коллекция?» - «Коллекция наша. По правам на коллекцию мы – правопреемники, а по трудовым отношениям – фиг». Студийцы обомлели. «А где же АП? – вопрошали они бывшего директора и бывшего председателя Правления. – Где наши рабочие места? Трудовые книжки? Зарплата, наконец?» Шилобреев и Рахимов сбивчиво объяснялись, путаясь и противореча друг другу.

Бывшие члены Правления только сейчас сообразили, что, если правопреемства нет, то, подписывая «отречение» Рахимова от директорского поста, они освобождали место Скулябину или его ставленнику…

Впрочем, несколько десятков сотрудников, прибежавших к дверям студии раньше других и активнее прочих добивавшихся своего, были все же приняты в штат нового «Союзмультфильма». Остальным же, и в первую очередь – всем творческим работникам было обещано, что они будут оформлены по договорам в случае, если для них найдется работа. Это объяснялось поначалу еще и неизвестным местонахождением трудовых книжек большинства студийцев. Они же, оставшись без зарплаты и документов, не могли не только поступить в штат новой организации, но даже зарегистрироваться в качестве безработных или подать иск в суд на бесследно пропавшее предприятие. Так новый «Союзмультфильм», марку которому «подарило» государство, как «дарят» вновь построенному судну имя героически погибшего ранее корабля, начал свою деятельность.

Только в июне 2000 года сотрудники были письменно извещены о произошедшем одиннадцатью месяцами раньше преобразовании АП в ОАО, а также об изменении его местонахождения, условий труда и режима работы. В разосланных письмах всем было предложено явиться в Красногорск по указанному адресу для разъяснения дальнейшей судьбы и перспектив работы на предприятии. Телефона нового ОАО студийцы так и не узнали. Некоторые из них, прибыв по упомянутому в письме красногорскому адресу в назначенный день, обнаружили там подвальное помещение почти без мебели, где сидел человек, называвший себя начальником отдела кадров, и предлагал уволиться и забрать трудовую книжку. На письменные запросы работников по юридическому адресу ОАО с просьбой переслать документы, касающиеся преобразования, и письменно разъяснить, как именно изменились условия труда, никто не отвечал. Как никто не отвечал и на все остальные депеши, посланные по этому адресу. Общение с ОАО было «односторонним». Где же находятся документы и руководители, осталось неизвестным. Предложений о какой-либо работе из таинственного общества тоже не поступало – даже отказаться было не от чего.

Разумеется, оба экземпляра «клонированного» «Союзмультфильма» - государственный и акционерный – начали судебные тяжбы друг против друга. «Акционеры» упирали на то, что преемники – они, и, следовательно, у вновь созданного ФГУПа нет никаких прав ни на марку «Союзмультфильм», ни на коллекцию фильмов. «Государственники» пытались опровергнуть сам факт акционирования, ссылаясь на многочисленные нарушения законов в ходе проведения подпольной «конференции» и последующей регистрации ОАО.

Четверо сотрудников бывшего АП – директор (теперь уже тоже бывший) Рахимов, аниматор (и опять-таки бывший председатель Правления) Шилобреев, директор объединения кукольных фильмов Косарьков и редактор-методист Бородин – подали иски в Красногорский городской гражданский суд, в которых оспаривалась легитимность проведенной в марте 1999 года «конференции» и доказывалась незаконность всех принятых на ней решений. Выигрыш был почти гарантирован – как уже говорилось, «скулябинцы» наделали столько нарушений законов РФ и Устава студии, что уж какое-то одно непременно должно было «сыграть». Не нужно было даже особо что-либо доказывать – нарушения «лежали на поверхности» и были заметны даже лицу без юридического образования. Отмена решений «конференции» должна была повлечь за собой восстановление «статус-кво». Студия вновь становилась арендным предприятием (правда, уже без арендованного имущества – оно перешло в пользование ФГУП), сохраняя при этом штатное расписание; отменялись незаконные выборы нового «правления»; лишался легитимности Скулябин, подписанные им бумаги временный управляющий должен был признать утратившими силу, - в общем, это был единственный путь к возвращению студии и коллектива в лоно закона. Далее, по идее, должны были быть приведены в действие решения, принятые на майской Конференции 1997 года (о переходе в статус госпредприятия) либо могла быть созвана новая конференция, где коллектив мог выбрать другую судьбу для студии: акционирование (но уже законное и легальное, без оккупантов и «скулябинщины») либо ликвидацию (за отсутствием арендуемого имущества – но в этом случае коллектив тоже подлежал расформированию, и этот вариант был маловероятен). В любом из трех раскладов выбор был за сотрудниками. В случае превращения АП во ФГУП, правда, у государства под опекой оказывалось сразу две государственных студии «Союзмультфильм» - одна с правопреемством, другая – без, но, в конце концов, не исключено было и их объединение… Но главное – восстановление статуса АП было опять-таки единственным путем к сохранению коллектива. Ясно было, что руководители ОАО уже готовят юридическую почву для массовых увольнений.

Одновременно государство вело тяжбу и в арбитражном суде, где оспаривалось уже не само решение об акционировании, а регистрация ОАО (в ходе этой процедуры «акционеры» тоже допустили кое-какие нарушения).

Суд начался. Ответчики наконец-то были вынуждены ознакомить истцов с документами конференции и учредительными документами ОАО. По ознакомлении с ними количество претензий истцов стало увеличиваться – выявлялись все новые оплошности торопливого и неуклюжего подпольного преобразования. В списке акционеров истцы с любопытством обнаружили свои фамилии (акций на руках у членов коллектива как не было, так и нет до сих пор). Причем в спешке организаторы даже не позаботились проверить паспортные данные бывших арендаторов – некоторые из этих данных уже давно устарели. Юристы ФГУП «Союзмультфильм» хотя и не присутствовали на процессе, но добросовестно консультировали истцов – интересы, как казалось, у новой студии и пострадавших работников совпадали…

Однако и эта идиллия продолжалась недолго. Процесс затягивался, хотя шансов на выигрыш все прибавлялось. Нарушения так и перли изо всех щелей. Но неожиданно двое из истцов – Рахимов и Шилобреев – объявили Косарькову и Бородину, что иски необходимо отозвать. Те были в шоке. На вопрос «почему?» Шилобреев и Рахимов отвечали: так советуют юристы. Разбирательство в гражданском суде само собой является-де помехой и тормозом для процесса в суде арбитражном, а через арбитраж ликвидировать ОАО гораздо легче и быстрее. «Но это капитуляция! – категорически заявили Бородин и Косарьков. – Ведь в арбитраже оспариваетсярегистрация ОАО, а не само акционирование! Если мы отзовем иски, это означает, что мы признаем и решение об акционировании, и выборы нового правления, и легитимность скулябинской власти (не с июля 1999 года, а вообще), и все остальные решения «конференции»! Признаем правопреемство ОАО, в конце концов! Это же крах всего нашего дела!» «Ну и что? – отвечали Шилобреев и Рахимов. – Ведь ОАО все равно будет ликвидировано!». «А зачем? Наша цель – не ликвидировать ОАО, а вернуть его в рамки закона. Вместе с ОАО мы потеряем коллектив, следы студийной документации. Мы потеряем возможность расследования скулябинских нарушений и привлечения его к суду. Это просто конец!» - «Плевать. Зато после ликвидации ОАО ФГУП останется единственным претендентом на коллекцию! Нам и правопреемства не понадобится!».

Таким образом обнаружилось, что интересы союзмультфильмовцев и руководства ФГУП не были одинаковы. Они стали кардинально противоположны. Студийцам нужно было сохранить коллектив, ФГУПу – любой ценой уничтожить конкурента. Одни воевали за спасение общего дела, сохранение рабочих мест, возможность возродить производство, другие – за получение прибыли от коллекции. И главное – вешать коллектив себе на шею не хотелось никому. В стремлении убрать строптивых сотрудников с дороги, ведущей к обладанию коллекцией, и «рахимовцы», и «скулябинцы» оказались едины. Их интересы наконец-то совпали.

Отзывать иски Косарьков и Бородин отказались категорически. «Хорошо, - сказали Рахимов с Шилобреевым, - иски отзовем мы вдвоем, а вы можете судиться дальше. Но на услуги студийных юристов не рассчитывайте. Оплачивайте адвоката из своего кармана!» Бородин с Косарьковым переглянулись, вздохнули и отправились по домам разбивать свои копилки.

Содержимое копилок показало, что иски отозвать все-таки придется. Два последних истца подписали заявления в суд о снятии претензий «в связи с невозможностью оплатить услуги адвоката», как было сказано в одном из заявлений. Впрочем, и эту формулировку юрист потребовал заменить на «по личным мотивам» - иначе судья не примет.

Ну, а дальше все было просто. После капитуляции оппозиции коллектив был фактически отдан на растерзание «скулябинцам». В том, что это растерзание произойдет, не сомневался никто. Намерение Скулябина разделаться с коллективом сразу после акционирования было понятно еще в 1996 году. Поэтому никто не удивился, когда в начале 2001 года почти всем остававшимся в штате работникам пришли «долгожданные» уведомления о том, что они уволены из ОАО в связи с изменившимися условиями труда. При увольнении никто не получил не только положенного двухнедельного пособия, но и вообще никаких выплат. Необходимость расчета с сотрудниками ОАО проигнорировало и оставило при себе долги по зарплате, невыплаченные «отпускные», «детские», и т.п. Как выглядит акция ОАО, студийцы строят догадки до сих пор. Для выдачи трудовых книжек бывшие сотрудники были приглашены по некоторым московским адресам, где иногда не находили даже следов представителей акционерного «Союзмультфильма». Многим трудовые книжки вручались при встрече с представителем «акционерного» отдела кадров в метро. До сих пор нет уверенности, что книжки получили все, зато тайна дислокации акционеров была сохранена.

Так некогда прославленный коллектив студии «Союзмультфильм» прекратил свое существование. То, ради чего заваривалась каша, свершилось. Причем Скулябина к этому времени, как утверждают, уже не было в России. Акционерным обществом руководил вовсе никому не известный зицпредседатель.

Некоторые (очень немногие) студийцы подали иски в суд Красногорска на администрацию ОАО – о выплате задолженностей. Заседания судов откладывались, представители ОАО даже не думали на них являться, и рассмотрение затянулось более чем на год. Но и выиграв процессы и получив исполнительные листы, студийцы остались не солоно хлебавши – на счетах ОАО красовались нули, а фактическое местонахождение его не смог обнаружить ни один судебный пристав – ни в Красногорске, ни в Москве.

Самое тяжелое положение было у тех, кому подошел черед оформлять пенсию и у тех, кто нуждался в получении каких-либо справок с места работы. Узнать, где это самое место, шансов было не больше, чем найти Атлантиду. Тем более что покидая здание студии, «акционеры» забрали личные дела и трудовые книжки, но остальные документы отдела кадров и почти весь бухгалтерский архив оставили, и он перешел в распоряжение въехавшего в это здание ФГУП. Когда же бывшие студийцы обращались за справками и подсчетами в бухгалтерию госпредприятия, им отвечали: «А почему мы должны вами заниматься? Вы же не наши сотрудники!».

Руководство ФГУП произошедшее вполне устроило. Госпредприятию не надо было даже обзаводиться профсоюзом – все творческие работники трудились только на договорной основе, а штат состоял фактически из нескольких десятков человек, преимущественно – управленческого аппарата. Бунтовать больше было некому.

Ликвидация акционерного общества через арбитраж в результате всей этой заварухи «ускорилась» настолько, что ведется до сих пор. ОАО по-прежнему юридически существует. Но одновременное существование двух «Союзмультфильмов» нет-нет да и возбуждает все тот же вопрос: а кто из них, вообще-то говоря, собственник коллекции? И здесь выясняется, что претензии на этот куш более обоснованы у правопреемника, то есть у ОАО. Все отчаянные вопли руководителей ФГУПа о незаконности акционирования разбиваются о неоспоримое возражение: а кто это сказал? Ведь директор ФГУПа Рахимов, отозвав иск из гражданского суда, отказался доказывать эту пресловутую незаконность и тем самым фактически признал правопреемство ОАО! И если судебные разбирательства относительно коллекции идут на территории России, государство, проигрывая суд за судом, в конце концов может пустить в ход «административный ресурс». Так было, по сообщениям СМИ, когда состоялось совещание у Вице-премьера Матвиенко с участием Министра Культуры, представителей Мингосимущества, Прокуратуры, Администрации Президента, Роспатента и Роскинопроката. Якобы на этом совещании государство недвусмысленно высказалось, в чью пользу Арбитражному суду нужно решить спор о принадлежности фильмов. Однако такие штучки не проходят с зарубежными партнерами – то есть все с теми же Олегом Видовым и Джоан Борстейн. Они действуют по американским нормам. А для американского правосудия ситуация выглядит однозначно: компания Видова заключила контракт с АП, у этого АП есть законный правопреемник – ОАО, Видов соблюдает все договоренности и осуществляет все выплаты, включая даже процент, причитающийся авторам фильмов (то, что авторы этих денег в глаза не видели, проблема не Видова, а Акционерного общества). И вдруг появляется государственная компания под тем же названием, что и ОАО, и, не оспаривая его правопреемства, тем не менее почему-то заявляет о своих правах на те же фильмы и предъявляет какие-то претензии американцам, требуя от них отчета! Откуда это предприятие, собственно, взялось, по какому праву оно называется «Союзмультфильмом» и какие у него могут быть претензии? Голоса о том, что правами на коллекцию ФГУП наделило государство, вызывают справедливый вопрос: а на каком основании? Как государство может распоряжаться имуществом, у которого есть собственник – ОАО? Это положение настолько дико выглядит в глазах любого нормального американского бизнесмена, что доклад Джоан Борстейн в одном из комитетов Конгресса США с изложением истории вопроса заставил Америку вновь говорить о вмешательстве государственных органов России в судебное делопроизводство и попрании в России независимости суда. И уж вовсе всполошили нежных американцев контакты Рахимова с отпетым уголовником, уличенным в США в видеопиратстве и торговле русскими девушками, которого Рахимов хотел привлечь в союзники. Благодаря всему этому в Америке «союзмультфильмовские» дела давно оборачиваются не симпатиями поклонников российского кино, а скандалами и позором России.

Но что самое поразительное: в Уставе ФГУПа записано, что он непреобразован из АП (как требовал Ельцин) и невновь создан(как распорядился Степашин), а попростуявляетсятем самым «Союзмультфильмом», что был организован Советской властью в 1936 году! Тут у американцев просто ум за разум заходит, да и у студийцев тоже. Получается, что десять лет работы Арендного предприятия им приснились? Иначе как понять, где эти десять лет находился староновый государственный «Союзмультфильм» - в анабиозе или в летаргическом сне? И когда он умудрился получить статус ФГУП, которого не существовало в 1936 году? Значит, одно преобразование все же произошло? И самое главное: если студия – та же самая, куда она подевала весь свой штат? Ведь большинство работников, занесенных в штатное расписание в 1989 году (до перехода на аренду), к 1999-му году (когда был зарегистрирован Устав) ни насильственно, ни добровольно из этого штата не увольнялось! В какой момент и по какому такому волшебству они оказались на улице? Как ни избалованы американцы голливудскими фокусами, в юридическое воскрешение «смертию смерть поправшего» советского «Союзмультфильма» они не верят. А государство из кожи вон лезет, лишь бы избежать одной из двух «смерти подобных» формулировок: «преобразовать» и «создать». Чтобы и коллектива на шею не вешать, и коллекцию не потерять. Заиметь «невинность и капитал» в одном флаконе. И мечется между этими Сциллой и Харибдой, прекрасно понимая, что третьего не дано.

Так что государство российское пока не может выбраться из того капкана, который само поставило. «Кинуть» коллектив получилось только вместе с коллекцией. Но попросту преобразовать АП во ФГУП государство в свое время не захотело, и теперь расхлебывает последствия, кусая локти. Кроме «административного ресурса», противопоставить юридической логике ему нечего. Единственный выход в таком положении – объявить коллекцию спорным имуществом и национализировать ее. Тем более что некоторыми, как уже отмечалось, ставится под сомнение и право АП на пользование коллекцией, с которого все и началось. Но то ли это слишком сложный процесс, то ли в России больше огня боятся слова «национализация», то ли существующее положение устраивает до поры до времени все стороны – так или иначе и этого не происходит.

Вероятнее всего третье предположение. Если сегодня, спустя четыре года после «клонирования» студии, государство не добилось ликвидации ОАО, в которой, казалось бы, обе стороны кровно заинтересованы, то наивно было бы полагать это случайностью или юридической немощью. Первое объяснение, которое приходит на ум – то, что нынешнее распределение дивидендов от коллекции «Союзмультфильма» устраивает все «вершины» в треугольнике «государство-Скулябин-Видов». Нарушать этот баланс сегодня, видимо, не хочется никому. В противном случае государственные органы давно добились бы разрешения ситуации в свою пользу. Но пока, как видно, в любых действиях в этом направлении государство заинтересовано меньше, чем в сохранении теперешнего порядка вещей.

Что же представляют из себя сегодня оба «Союзмультфильма»? Про ОАО можно сказать, что это – что угодно, но не киностудия. Единственным фильмом, выпущенным под его маркой (совместно со студией ВГИКа) был дебют молодого режиссера Инги Коржневой «Похититель цвета», запущенный Скулябиным еще в период подготовки к «конференции» 1999 года. Со ФГУПом ситуация более интересная. Это – действительно киностудия, занимающаяся не только дележом доходов от советского наследства, но и «профильной творческой деятельностью», как было сформулировано в поручении Ельцина. Правда, эта профильная деятельность носила (по крайней мере, поначалу) такие жалкие формы, что впору было задаться вопросом: а для чего, собственно, государству содержать студию, выпускающую продукцию столь низкого качества? В первые месяцы своей деятельности студия снимала фильмы, которые ей самой стыдно было демонстрировать даже на годовых отчетах – Открытых российских фестивалях анимационного кино, - которые обычно принимают в конкурс вообще всю анимационную продукцию, произведенную в России. Например, сборник дебютных фильмов «Коза» не увидел практически никто, кроме некоторых работников самой студии – настолько непрофессионален был результат. Фильм «Елочка для всех» студия выпустила на фестивальный экран лишь недавно – он пролежал на «полке» три года по той же, видимо, причине (создан он был еще в первый год существования ФГУПа). Даже странно, что на «Союзмультфильме» не побоялись позора теперь, когда творческая нищета первых месяцев работы осталась позади.

Рахимов сразу заявил, что студия будет выпускать дешевые фильмы и поэтому не собирается привлекать опытных и именитых режиссеров, а сделает ставку на непритязательную молодежь. Возражений о том, что такая политика приведет к превращению «Союзмультфильма» в отстойник для творческих отходов, Рахимов не слушал. Кроме дебютантов, во ФГУПе нашли пристанище и некоторые режиссеры среднего возраста, не пристроенные в других местах. Сметы первых лет существования студии (не знаю, как сейчас) не позволяли режиссерам даже требовать от аниматоров качественного исполнения мультипликата. За те деньги, которые студия платила аниматорам, работать соглашались разве что неопытные новички, а мастера, сжалившись над режиссерами, с которыми проработали всю жизнь, говорили: «Ну ладно, сцену я тебе сделаю, так уж и быть. Но выполнять поправки за такие деньги – извини…».

В последнее время ситуация немного изменилась в лучшую сторону. Некоторые картины ФГУПа уже нельзя однозначно отнести к «мусору». Технические и творческие достоинства фильмов некоторых дебютантов (например, «Однажды» Октябрины Потаповой) и немногих вернувшихся на студию мастеров («О рыбаке и рыбке» Натальи Дабижа) вроде бы говорят об улучшении ситуации. Но даже среди этих фильмов нет ни одного шедевра. Это – типичные «недофильмы», в каком-то отношении замечательные, в каком-то – провальные. А из постоянно работающих на государственном «Союзмультфильме» режиссеров качество выдают, пожалуй, лишь двое – Эльвира Авакян в рисованном кино и Сергей Косицын в кукольном. Впрочем, для такой небольшой студии, как «Союзмультфильм», такое количество «крепких» режиссеров – уже неплохой результат. Но претендовать на лавры своего предшественника – «Союзмультфильма» советского – ФГУП никак не может.

Причиной, на мой взгляд, является то, что государственный «Союзмультфильм» по сей день – одно из самых неудобных для работы мест в Москве. Судя по отзывам тех, кто попробовал с этой организацией сотрудничать, производство и качество выпускаемой продукции почему-то не так сильно заботит администрацию, как добывание средств от проката коллекции или проведения регулярных детских экскурсий. Чтобы просмотреть цветной материал, режиссерам приходится ждать до конца рабочего дня, когда школьники освободят большой просмотровый зал (малый зал новым руководством уже ликвидирован). Приступив к управлению студией, Рахимов в первую голову взялся за самое существенное для подъема российской анимации деяние: благоустройство дворовой территории и «евроремонт» административных кабинетов, и добился больших успехов в асфальтировании дорожек и обновлении меблировки. Тем не менее неблагодарные студийцы на невинный вопрос «ну, как дела?» отвечают водопадом жалоб и слезных историй. Если, например, авторитетному режиссеру солидного возраста, к тому же перенесшему не так давно тяжелую травму, необходимо поработать на студии в выходной день, он договаривается об этом с молодыми исполнителями, привлеченными новой администрацией, но, с трудом придя пешком к зданию студии в назначенный час, не застает никого из тех, с кем договаривался. Еще один режиссер, только что окончив технически экспериментальную постановку, рискует уехать на два месяца в другой город, не дождавшись печати копии, а вернувшись, обнаруживает, что при печати бесследно исчезло качество графики, которого он добивался с большим трудом, да еще и изменена без его ведома фонограмма. Причем эту изуродованную версию, в которой не осталось почти ничего от авторского замысла, студия успела показать на двух фестивалях – российском и международном. По словам «жертв», администрацию все эти мелочи не интересуют. Добавьте к этому еще и управленческий паралич, когда одна «рука» студии не знает, что делает другая, а сигнал от «мозга» (администрации) не доходит до «конечностей» (отделов), причем это не беспокоит ни первых, ни вторых; добавьте необходимость художнику, недавно вернувшемуся из кардиологической клиники, пешком подниматься на пятый этаж в свою группу (так как лифт, разумеется, не работает); добавьте надвигающуюся реорганизацию, когда и без того равнодушное к творческим вопросам руководство вовсе забывает обо всем на свете, кроме распределения должностей в новой структуре… Одна американская исследовательница нашей мультипликации, приехав в Москву и договорившись предварительно о посещении «Союзмультфильма», в назначенный администрацией срок полдня пыталась прозвониться в злополучную студию. После того, как ее в пятый раз переадресовали по очередному телефонному номеру, который, как и все остальные, глухо молчал, она отказалась от бесплодных попыток, заключив: «Сумашеччи доум!». Причем чтобы поставить этот убийственно точный «диагноз», ей не пришлось даже переступать порог студии… Примерно то же говорят о «Союзмультфильме» многие, кто так или иначе вынужден иметь с ним деловые контакты.

Впрочем, нельзя не признать, что ситуация на других студиях, по отзывам художников, бывает не лучше. Причины, разумеется, всюду разные, но найти сегодня в столице анимационную студию, удобную для работы, с отлаженным производственным механизмом, без самодура-продюсера во главе и с приличными сметами – задача сложная. Эти болезни повсеместны и характерны для сегодняшней анимационной ситуации. И на «Союзмультфильме», как и в других местах, есть режиссеры, не выдерживающие этих мучений и покидающие неудобную студию в поисках лучшей доли, есть сильные личности, умеющие переломить ситуацию в свою пользу и самолично диктовать свои требования (таких немного), а есть терпеливые работяги, для которых возможность снимать свое кино важнее условий, в которых они вынуждены этим заниматься.

Кто же «населяет» сегодня государственный «Союзмультфильм», кроме уже упомянутых администраторов? Надо сказать, что студия сейчас является пристанищем для людей, внесших весьма своеобразный вклад в историю ее оккупации и «освобождения». Например, в производственном отделе плодотворно работает одна из трех истиц, которые в далеком 1996 году в угоду Скулябину обращались в суд, доказывая нелегитимность избранного правления и, издеваясь над коллективом, игнорировали судебные заседания. После этой истории она успела «покаяться», сетуя на подлость обманувшего ее Скулябина, затем снова стать его сторонницей, и наконец, доставив массу неприятностей Правлению и послужив делу развала студии, притулиться во вновь организованном ФГУПе. Еще один «благородный» человек – молодой звукооператор, чью фамилию можно найти в титрах чуть ли не большинства анимационных фильмов, снятых в последнее время в Москве. В свое время он подписывал многие клеветнические доносы на Правление, инициированные Скулябиным, и даже, если не ошибаюсь, был одним из участников подпольной «конференции». Но он рассчитал все точно: являясь почти единственным практикующим звукооператором анимации в столице, он резонно рассудил, что будет нужен при любом исходе «войны» любой победившей власти, и поэтому не боялся мараться и совершать поступки сомнительной моральной окраски. И оказался прав: сегодня его частная фирма работает по договору с Рахимовым в помещениях студии на льготных условиях (не платя аренду), но выполняя «Союзмультфильму» услуги по звуку. Он добился передачи под свои нужды помещений бывшей монтажной, малого просмотрового зала и диспетчерской, и теперь его «вотчина» - почти половина помещений целого студийного этажа. А вот еще одна фигура, занимающая административный пост на «облагороженной» студии: руководитель Ассоциации анимационного кино России Дмитрий Наумов. Когда Правление в тяжелые для студии годы обращалось в Союз кинематографистов за поддержкой, то без проволочек и волокиты получало одобрение Московского отделения Союза (возглавляемого В.Лонским), и руководства СК России (тогда – под председательством С.Соловьева), но только не Ассоциации аниматоров. Чтобы добиться документа из самой, казалось бы, близкой структуры Союза, пришлось ждать многие месяцы. Ассоциация «поддержала» студию в последнюю очередь, но так, что этой «поддержкой» нельзя было воспользоваться: Правлению был спущен листок бумаги с текстом о том, что Ассоциация не возражает против перевода студии в госстатус, без бланка, подписи и печати – простая незаверенная машинописная копия. Так что можно считать Ассоциацию единственным подразделением Союза кинематографистов, чьей помощи студия так и не дождалась. А в сентябре 1997 года, когда на страницах московской прессы мелькали сообщения о захвате «Союзмультфильма», и аниматоры из уст в уста передавали эту шокирующую новость, когда Правление и Скулябин в пику друг другу созывали пресс-конференции по поводу произошедшего, Наумов запретил публикацию какой-либо информации об этих событиях в информационном бюллетене Ассоциации, до того не пропускавшем ни одного эпизода из жизни российской анимации. Скулябину такое молчание очень помогло насаждать среди несведущих аниматоров сплетни, что все это, дескать, «раздрай» скандального коллектива по поводу статуса, и замалчивать факт собственного увольнения. Но это, разумеется, не помешало г-ну Наумову войти в число руководителей ФГУПа, создание которого он столь успешно тормозил. Вообще, многие бывшие сторонники акционирования «перековались» в «государственников», как только стало ясно, что этот статус получен всерьез и надолго. А если учесть перспективывторогоакционирования… В общем, студия сегодня просто переполнена самыми «принципиальными» борцами за ее освобождение. Что, впрочем, вполне объяснимо: «замаранными», но беспринципными людьми Рахимову, видимо, руководить легче, чем «несгибаемыми».

Что же касается тех, кто на деле приносил себя в жертву общей борьбе, то почти все они теперь – вне «Союзмультфильма». Исключение – разве что работницы сценарного отдела. Большинство членов былого правления и актива оппозиции уже давно не появляются на студии, либо приходят туда редко и с неприязнью. Они тоже не считают «освобожденную» студию своей. Большая часть ушла по-тихому, некоторые – со скандалом. Например, бывший директор Объединения кукольных фильмов Косарьков, убедившись, что Рахимов не собирается восстанавливать в структуре студии это подразделение и не желает думать о судьбе ставших безработными кукольников, «стал поперек горла» Рахимову и был уволен. Но при этом умудрился из вредности трижды оспорить в инспекции по труду решение о своем увольнении и заставить Рахимова неоднократно отменять собственные приказы, признанные юридически необоснованными. Продемонстрировав таким образом административный непрофессионализм Рахимова, коварный Косарьков вполне мог бы поставить вопрос о его служебном несоответствии директорской должности, но, на рахимовское счастье, утолил жажду мести и успокоился. Другая история произошла с бывшим секретарем Правления, редактором-методистом Бородиным. Он являлся неофициальным хранителем единственной комнаты-музея студии – операторской М.З.Друяна. Комнату эту удалось сохранить в неприкосновенности в течение всего периода оккупации. Когда же пришли «свои», то руководитель коммерческого отдела Киракосян (занимавший этот пост и при Скулябине, но воспринимавшийся доверчивыми студийцами как своеобразный «Штирлиц» в ставке неприятеля) выманил у Бородина ключ от музея, доверенный тому лично Друяном. Через три месяца выяснилось, что благодаря халатности и равнодушию работниц отдела, проводивших по музею экскурсии, комната оставлялась ими без присмотра в незапертом состоянии, и музей подвергся осквернению – оттуда стала расхищаться уникальная аппаратура. Когда Бородин, опомнившись, потребовал возврата ключа, в отделе ему ласково сказали, что комната, мол, была ваша – стала наша, и не вздумай пикнуть что-нибудь против, после чего заменили замок и продолжали содержать музей в том же «гостеприимном» режиме. Но очень почему-то удивились, узнав, что Бородин расторг контракт и навсегда покинул студию.

Все эти забавные истории вызывают в памяти песню Галича «Марш мародеров». «Впали в сон победители, и выставили дозоры. Но спать и дозорным хочется, а прочее – трын-трава! И тогда в покоренный город вступаем мы – мародеры, И мы диктуем условия и предъявляем права» - и так далее, вплоть до пророческой кульминации: «Горнист протрубит побудку, сон стряхнут победители, И увидят, что Знамя Победы – не у них, а у нас в руках!».

Кстати, по отдаленным слухам, доходящим из бывшего «неприятельского стана», скулябинские «бойцы» уже тоже не у дел. Впрочем, то, что их «кинут» вслед за остальным коллективом, большинству было ясно с самого начала. Если они всерьез рассчитывали, что скулябинская милость сохранится и после завершения «операции», то остается только строить некорректные предположения об их умственных способностях. Но поскольку судьба рядовых участников с обеих сторон конфликта оказалась схожей, не будем задирать нос. Дальновидность и тех, и других одинаково сомнительна.

На сегодня нет организации, которая бы могла защитить бывший коллектив. Вернее, есть, но судьба ее еще более плачевна. В конце 1998 года, когда результат студийной «битвы» был неочевиден, инициативная группа, включавшая часть членов Правления, по совету юристов зарегистрировала в Москве Региональную общественную организацию «Объединение творческих и производственных работников киностудии «Союзмультфильм»», своеобразный «малый Союз кинематографистов». Объединение было создано не только чтобы представлять мнение коллектива в бумажных баталиях вокруг статуса студии, но и на тот вполне реальный случай, когда студия будет все-таки Скулябиным ликвидирована. Правление тогда потеряет все свои полномочия, а коллектив распадется. И тут-то окажется необходимой структура, сохраняющая в названии марку «Союзмультфильм» и являющаяся юридическим лицом, представляющим интересы бывших работников. При подготовке регистрации Устав нового объединения отшкуривался, полировался и вылизывался до мелочей, чтобы (в отличие от аморфного Устава студии) исключить проникновение в Объединение любой скулябинщины. Все процедуры выборов руководящих органов, их полномочия и обязанности прописывались в мельчайших подробностях.

В ноябре 1998 года состоялось учредительное собрание Объединения, утвердившее Устав и выбравшее Президента (В.М.Котеночкина) и Правление, председателем которого стал все тот же Шилобреев. Объединение было благополучно зарегистрировано, в него вошло около сотни студийных работников разных специальностей. Среди уставных задач были сохранение киностудии «Союзмультфильм», социальная поддержка сотрудников студии и пенсионеров, защита интересов владельцев авторских прав (художников, режиссеров и др.), охрана музейных ценностей и архивов, - в общем, полный комплект профсоюзных функций. Даже с излишком. Новая организация, кроме того, взяла на себя и функции творческого объединения, каковым перестала быть киностудия, оставшись попросту производственной базой (как при Скулябине, так и теперь).

На первых порах Объединение активно действовало и сыграло значительную роль в борьбе за статус «Союзмультфильма». Однако как только Шилобреев занял кресло заместителя директора ФГУП, он неожиданно стал терять интерес к исполнению обязанностей председателя правления Объединения. Постепенно перестали созываться заседания Правления, а в 2000 году, когда должны были состояться его перевыборы, Шилобреев попросту отказался созывать положенное по Уставу Общее собрание, голословно утверждая, что «бесполезно, никто не придет». Благодаря этому на сегодняшний день члены Объединения благополучно забыли о том, что существует до сих пор организация под маркой «Союзмультфильм», которая обязана их защищать. И ведь произошло это как раз в тот момент, когда возникла ситуация, для которой Объединение создавалось: хотя студий стало две, но от коллектива отреклись и та, и другая. Объединение осталось единственным юридическим лицом, объединяющим бывших союзмультфильмовцев и представляющим их интересы. Но страховка была отброшена именно в тот момент, когда страхуемый сорвался в пропасть.

Правда, когда по студии поползли слухи, что кресло заместителя под Шилобреевым зашаталось и отношения с Рахимовым у него стали портиться, Шилобреев столь же неожиданно вспомнил про Объединение и занялся вдруг его реанимацией. Но вместо того чтоб созвать Общее собрание и отчитаться на нем о проделанной работе, как того требовал Устав, Шилобреев пошел скулябинским путем. Он самовольно перетряхнул состав Правления, заменив выбранных коллективом людей кучкой самозванцев, незаконно назначил нового Президента (это тоже прерогатива Общего Собрания) и отказался выдавать документы Правления членам Объединения, обращавшимся к нему с письменными запросами. Все-таки не зря инициаторы так трудились над написанием Устава – чтобы захватить в Объединении единоличную власть, приходится нарушать Устав слишком явным образом. Когда же позиции Шилобреева на студии вновь укрепились, он вновь забыл про Объединение – так же, как и большинство его членов.

Причина такого поведения – не только шилобреевское лицемерие. Заняв пост в административном аппарате студии, он просто не мог больше выполнять общественную работу. Профсоюзный лидер не может быть одновременно сотрудником администрации, если он не Тянитолкай или унтер-офицерская вдова – интересы их не только различны, но диаметрально противоположны. Администратор не заинтересован ни в защите социальных прав, ни в выплате авторских вознаграждений, ни в расходах на помощь пенсионерам. Напротив, он заинтересован в притеснении творческих и нетворческих работников – хотя бы для того чтоб не тратить на их нужды студийные средства. Поэтому, когда перед Шилобреевым встал выбор между деятельностью административной и общественной, он выбрал первое. Может быть потому, что за эту деятельность платят. Ничего позорного в этом нет. Любопытно только наблюдать, как Шилобреев с маниакальным упорством продолжает строить из себя защитника интересов коллектива, и на публичных сборищах с балаганным надрывом вещает о своей тоске по «старой доброй студии». Его интонациям позавидовали бы герои комедии дель арте или русские петрушечники.

Что же касается Союза кинематографистов, то там ситуация схожая. Ассоциацию анимационного кино возглавляет уже упомянутый г-н Наумов, также занимающий на «Союзмультфильме» руководящий пост и точно так же не заинтересованный в защите рядовых членов Союза. Правда, помимо этой очевидной причины может существовать и другая. Дело в том, что аниматоры умудрились выбрать в руководители своей союзной «ячейки» человека, который до сих пор, как новичок в киноискусстве, не знает поименно представителей старшего поколения работников мультипликации (даже самых авторитетных, членов Союза с 45-летним стажем), не слишком осведомлен в вопросах традиционной анимации, путает имена «культовых» для советских зрителей персонажей и, помнится, еще во времена студийных «войн» отзывался о членах Правления как о стариканах, желающих обратно в Советскую власть. Но против природы не попрешь – она устроила так, что невежество обычно ходит под руку с презрительностью и показным равнодушием, и неудивительно, что деятельность Ассоциации анимационного кино ограничивается почти исключительно организацией фестивальных «тусовок» и премьер. Ни серьезной социальной помощи, ни каких-либо шагов в направлении защиты авторских прав Ассоциация не предпринимает. Да и вообще, полномочия Наумова как президента Ассоциации можно поставить под сомнение: на этот пост он избирался в 1996 году, сроком на четыре года. На каком основании он до сих пор не переизбран – вопрос к членам Ассоциации. Впрочем, это их внутреннее дело. Пусть разбираются сами. Но есть сильное подозрение, что и Шилобреев, и Наумов как огня боятся крупных и гласных представительных собраний аниматоров. Потому что любая попытка отчета о проделанной работе выявит ее абсолютное отсутствие и вызовет публичное обсуждение проблем анимации – а вот это действительно опасно. Скрытых язв на теле нашей анимации гораздо больше, чем можно подумать. И забвение Ассоциации ее членами так же выгодно руководству, как и забвение Объединения.

Но и здесь надо заметить, что Ассоциация – не единственная структура Союза с подобной симптоматикой. То, что описанные проблемы характерны для всего СК, признал руководитель Гильдии композиторов Марк Минков, назвавший Союз Кинематографистов «союзом рыбаков и рыбы». Соседство в списках членов Союза творческих работников с теми, от кого их надо защищать (то бишь продюсерами) делает его организацией почти бесполезной, лишенной рычагов влияния на фундаментальные проблемы кинематографистов. Ну, а если продюсер еще и руководит гильдией или ассоциацией – дело швах. Впрочем, это отдельная тема.

Так что бывшим студийцам апеллировать не к кому. Да они, честно говоря, и не особо стремятся. После плачевного результата четырехлетней «войны» почти не осталось активистов, готовых продолжить заглохшую борьбу. Студийцы смирились с существующим положением вещей и если вождь и найдется, уже вряд ли за ним пойдут. Так что и Шилобреев, и Наумов вполне резонно могут объяснить свое бездействие отсутствием обращений и просьб о помощи. А это уже вина самих аниматоров. Дело помощи утопающим – известно чьих рук дело. Когда-то Скулябин восстановил против себя почти всю анимационную общественность Москвы. Это было время многолюдных сборищ, и работники анимации горели жаждой сопротивления. «Апофеозом» той эпохи стала Конференция мая 1997 года. Когда Скулябин оккупировал студию, коллектив стал потихоньку расползаться по углам, и стойких борцов становилось все меньше. После уничтожения коллектива как такового даже в суд подали единицы. Около года назад было сочинено письмо М.Е.Швыдкому с изложением претензий бывших студийцев к руководству ФГУП, не желающему даже посвящать их в судьбу студии и с просьбой объяснить, как получилось, что государственная студия унаследовала права на коллекцию, но не унаследовала обязанностей перед теми, кто ее создавал. Письмо не было отправлено, потому что не нашлось желающих… Нет, не подписаться, а организовать сбор подписей. Апатия охватила даже бывших лидеров. Общественная активность аниматоров упала до минусовых отметок. Надо надеяться, за счет повышения активности творческой. Трижды обманутый – да не уверует.

Молчат и те, кому еще есть что терять – художники и режиссеры, владельцы призрачных авторских прав. Их до сих пор кормят баснями о том, что вот-вот, совсем скоро, начнутся выплаты отчислений с проката их творений. Раньше они слышали это от Скулябина, теперь – от Рахимова. Причем самая большая проблема – с художниками, которые являются авторами типажей популярных анимационных персонажей.

Дело в том, что, по свидетельству Л.А.Шварцмана, в проекте ныне действующего закона об авторских правах был пункт, однозначно определяющий, что права на персонажи анимационных фильмов закреплены за художниками-постановщиками. В процессе принятия этого закона пункт о персонажах из него загадочным образом исчез, и «герои» остались бесхозными. Вопрос о разделении прав на кинопродукцию в целом в законе трактуется просто: фильм и любая его часть принадлежит студии-производителю, эскиз – художнику, музыка – композитору, текст сценария – драматургу. Режиссеру тоже вроде бы принадлежит что-то, но что – об этом не знают даже сами режиссеры. Вроде бы им должно принадлежать право на целостность кинопроизведения, однако закон об этом молчит. Так вот, персонаж анимации в таком «распределении долей» оказывается принадлежащим не поймешь кому – и художнику (потому что запечатлен в эскизе), и студии (потому что является частью фильма). Если принять во внимание, что персонаж на эскизе выполнен часто в другой технике, нежели рисунок на целлулоидной фазе, да еще и этот рисунок сперва выполняется в нескольких вариантах на бумаге – аниматором, прорисовщиком и так далее, да плюс то, что и эскиз может быть нарисован в нескольких не идентичных вариантах – «выставочном» и «производственном», то голова идет кругом. А если фильм кукольный – и вовсе беда: кому принадлежит кукла? Студии, работники которой ее создавали, или художнику, который кроме эскиза выполнял и чертеж, и, как правило, сам прикладывал руку к заготовкам – наравне с мастерами кукольного цеха?

Пока в законе отсутствует разъяснение всей этой неразберихи, ФГУП «Союзмультфильм» не теряет времени даром. Еще в 2001 году коммерческий отдел нового предприятия занимался регистрацией персонажей как студийной собственности. Сейчас, надо полагать, этот процесс уже завершен. Администрация студии ссылается на то, что художники, создавая персонаж, выполняли служебное задание, но забывает о том, что ни один из художников не работал в штате студии ни единого дня (студия-то новая!). Да и договоров с художниками, которые регламентировали бы рамки служебного задания, похоже, нет. Как нет и оригиналов эскизов, чтобы проверить, а что, собственно, художник в этих рамках рисовал. Но когда ФГУП узнает, что кто-то получил права на персонажи в обход студии, заключив договор с их творцом, то у студийной администрации наблюдается кипение возмущенного разума.

Когда Э.В.Назаров, совместно с В.Н.Зуйковым создавший Винни-Пуха, продал права на использование медвежонка фирме, выпускающей глазированные сырки, студия (государственная) подала на фирму в суд, оспаривая право художника распоряжаться своими произведениями. Однако в ходе процесса стала выясняться сомнительность претензий ФГУПа на работу художника, и студия поспешно отозвала иск. В случае проигрыша студией процесса маячила перспектива отчуждения от студии прав на персонажи. Разумеется, в ходе разбирательства ни «друг народа» Шилобреев, ни Ассоциация анимационного кино не встали на защиту прав Назарова и Зуйкова, и пальцем не пошевелили, чтобы поддержать авторов. Еще бы, ведь и Шилобреев, и Наумов – члены администрации ФГУПа, и, стало быть, находились по другую сторону баррикад.

По окончании всей этой занимательной истории руководство ФГУПа немного зашевелилось и стало приглашать художников для заключения неких договоров, после оформления которых, дескать, начнутся выплаты авторских. Но такие же обещания художникам давал и Скулябин. Более того, студии весьма выгодно тянуть время – ведь еще чуть-чуть, и вопрос «рассосется» сам собой. Судите сами: Л.А.Шварцману (автору персонажей «Аленького цветочка», «Золотой антилопы», «Снежной королевы», «Варежки», «Крокодила Гены», «38 попугаев», «Котенка по имени Гав») – 83 года, А.М.Савченко (автору «Пети и Красной Шапочки», «Вовки в Тридевятом царстве», «Малыша и Карлсона», «Щелкунчика», «Возвращения блудного попугая») – 79 лет, Е.Т.Мигунову («Когда зажигаются елки», «Лесные путешественники», «Песенка радости» и др.) – 82, С.К.Русакову («Ну, погоди!») – 80… Со здоровьем уже не у всех благополучно, так что время работает на ФГУП. А большинство молодых или среднего возраста художников такого «звездного» послужного списка не имеют, с ними делиться не так накладно. Наследники, как показывает практика, и вовсе молчат в тряпочку и не рыпаются. В крайнем случае какому-нибудь долгожителю можно и подкинуть небольшую символическую сумму – для «галочки». Считать проценты все равно никто не будет.

Кстати, и в поправках, которые Союз кинематографистов сейчас предлагает ввести в законодательство об авторских правах, упоминания персонажей анимационных фильмов по-прежнему нет. За что еще раз спасибо Ассоциации анимационного кино.

Меня могут спросить: а почему я не пишу о сегодняшних процессах, происходящих на «Союзмультфильме»? О начавшемся как будто разделении и акционировании ФГУПа, об увольнении из его штата тех немногих работников, которые там числились, о грядущем переезде в новое помещение, о судьбе коллекции, наконец?

Отвечаю: во-первых потому, что я, как и большинство бывших студийцев, об этом мало что знаю, и во-вторых потому, что, по-моему, это совершенно неинтересно. Новая реорганизация «лже-Союзмультфильма» уже не изменит ничего. В ходе битвы за коллекцию к обоюдному удовлетворению сторон достигнуто главное: коллектива студии больше нет и никогда не будет. Кому бы ни досталась коллекция, те, кто ее создавали, точно ничего от ее проката не получат. История старого «Союзмультфильма» окончена, и после драки кулаками не машут.

В будущее государственного «Союзмультфильма» я не верю. В лучшем случае это будет еще одна небольшая киностудия, каких сейчас много, и не только в Москве. Вообще-то биологи сомневаются в долговечности клонированных организмов. А кроме того, я слишком хорошо знаю родовые пороки «Союзмультфильма», чтобы верить в исцеление. Кто бы ни находился у власти, студия останется нежеланным для аниматоров местом. Всегда творческие проблемы будут там стоять на последнем месте, всегда будут протекать трубы и отказывать лифты, всегда художники и режиссеры будут упираться в управленческий паралич и равнодушие, всегда будут пропадать и гибнуть документы, эскизы и другие музейные ценности, всегда по коридорам, как сомнамбула, будет ходить заместитель директора, и, заглядывая подряд во все отделы и группы, жалобно спрашивать: «Товарищи! Никто не знает, какие фильмы наша студия сняла в прошлом году?». Ни смена руководства, ни переезд, ни новый статус не помогут. Это мое глубокое убеждение, и расстаться с ним почему-то никак не получается. Наверно потому, что никогда уже на «Союзмультфильме» творчество не будет превыше денег.

Я очень хорошо понимаю тех, кого теперь, после долгого перерыва, вдруг заносит в родные когда-то стены. Я хорошо помню фразу Ю.Б.Норштейна: «Когда-то студия была местом, где смех слышался в каждом коридоре и за каждой дверью. Сейчас я вхожу в ее фойе, как внутрь огромного гроба».

Грядущее в соответствии с указом Путина разделение студии на структуру, управляющую коллекцией, и производственную базу, и акционирование последней может стать для нее началом конца. Лишенная коллекции, коллектива и даже собственного помещения база вряд ли будет привлекать инвесторов. «Бренд» «Союзмультфильм» авторитета уже не имеет, и руководитель, кто бы он ни был, окажется уравнен в возможностях с другими московскими продюсерами. Как он будет «вертеться» и удастся ли ему удержать студию на плаву – покажет время.

Среди теперешних студийцев бытует мнение, что благосклонное отношение государства к сегодняшнему плачевному состоянию «Союзмультфильма» и к фигуре Рахимова в директорском кресле на самом деле является осмысленным проведением в жизнь курса на сознательное снижение стоимости студии накануне новой приватизации. Некоторые даже лелеют в связи с этим надежду, что новый хозяин, скупив студию по дешевке, восстановит ее как жизнеспособный и творчески состоятельный организм. При этом совершенно неочевидно, нужно ли это будет новому владельцу и возможно ли это в принципе. Но даже при самом счастливом исходе, в случае везения с кандидатурой Нового Хозяина, работать на возрожденном предприятии будут совсем другие люди и снимать они будут совсем другое кино. Оборванную преемственность, как и утраченную девственность, восстановить невозможно.

Впрочем, если произойдет чудо и «Союзмультфильм» преуспеет не только в скандалах и дележе «бабок», но и в творчестве, этому можно будет только радоваться. Но претензии на исключительную роль в анимации этой студии надо забыть навсегда. И не строить из себя хранителя традиций советской мультипликации (эти традиции куда лучше сохраняются на других, более молодых студиях, а легенды и байки «Союзмультфильма» если и продолжают жить, то тоже далеко за пределами дома на Долгоруковской), а занять свое скромное место в ряду многочисленных производителей анимации.

Из этой затянувшейся басни можно вывести две «морали». Первая: если вас в России грабит бандит, не пытайтесь жаловаться государству. Чтобы государство встало на вашу защиту, его надо очень крепко материально заинтересовать. Да и в этом случае ему проще будет договориться с бандитом о дележе содержимого ваших карманов, чем помогать вам «за красивые глаза». И вторая: повнимательнее приглядывайтесь к борцам за идею. Следите за взглядом: не высматривает ли он для борца руководящее кресло помягче?

Да, чуть не забыл. Этим летом «старейшей в России» государственной анимационной студии «Союзмультфильм» исполнилось четыре года. Поздравим себя?

Георгий Бородин.
Август-октябрь 2003 года.