По утверждению практически всех, кто в этом году был в Суздале – этот фестиваль получился каким-то особенным. Особенно прекрасным, особенно милым, на нем были особенно задушевные  излияния, и особенно  радостные возлияния, видимо? А если «по делу», то  и фильмов качестванных было немало.

Но разве  можно так начинать статью? О фестивале, на котором опять произошел «ядерный взрыв»? На котором появился новый фильм Александра Петрова. Разделив фестивальную публику на две противоборствующие части, как сказал Вадим Жук на закрытии фестиваля (по совсем другому поводу) – «рушились семьи, разрывались дружбы».

Потому что очень многим фильм Алекснадра Петрова « Моя любовь», снятый по повести Ивана Шмелева – не понравился. Ну то есть, совсем. Кто-то говорил о том, что его «не торкнуло», кто-то,  что это и не анимация вовсе.Пожалуй эти две претензии можно назвать основными. Насчет «не торкнуло», не грех вспомнить и  насчет «отвечающего». Которое должно быть в организме для того, чтобы почувствовать силу рассказанной Петровым  истории.

Она ностальгична как по своему месту действия, так и по времени. Времени в широком смысле. Она рассказывает о юности, тоска по которой в разной степени и по разным причинам присутствет обычно у каждого взрослого. А все действие фильма происходит (не читала эту повесть Шмелева, потом прочту! Зато читала его « Лето Господне и « Мой Марс») в некоем русском городе начала 20-го века. И  сожаление по невозвратной «той» России, населенной навсегда исчезнувшими обитателями «Острова мертвых», так же внятно для зрителя, которому близка эта тема, как и воспоминания об ускользающей красоте собственного неуклюжего пубертата.

Удивительно, как точно Петров создает атмосферу этой российской то ли окраины, то ли провинции. Такие дома, как в фильме, еще остались где-нибудь в Угличе или Плесе, но по улицам меж ними уже не бегают влюбленные гимназисты.

Итак, дано: юноша, 15 лет, начитанный и романтический, начинает познавать новую для себя реальность. Реальность чувственную, реальность первой влюбленности, первого вожделения, первого ответа со стороны одушевленного эроса и первого отказа со стороны эроса невозможного.

Образ героя невнятен ровно настолько, чтобы предположить: этот прием художник использовал  сознательно. У юноши ничем не примечательное милое русское лицо, это не юный демон и уж совсем  не ангел. Потому как в этом фильме его роль – не  овеществлять и закреплять некие раз и навсегда установленные черты и свойства, а наоборот – демонстрировать эту текучесть и неустойчивость, несформированность и податливость подростка. Он пока лишь мечется перед теми порогами, за которыми , взрослея,  начнет обретать свои истинные качества. Его лицо  пробретет взрослую определенность, а характер – свои кармические  завязки и развязки. Они и определят его судьбу.

Он влюблен в  горничную Пашу, и девушка явно старше и во многом опытнее его ( простые работящие люди раньше познают жизнь) Плюс – женская чуткость ее натуры, ее мимика, вся на полутонах, сразу заявляют о ней, как о душе тонкой и чистой. Мальчик охвачен чувством, в котором еще нет ничего от осознанности и расчета , но и от истинной  возвышенности и уточенности – тоже не так-то много(о, сколько дурновкусия было в юношеских грезах каждого из нас!). Он податлив и несмел, даже случайное слово однокашника, грубо посмеявшегося над предметом его страсти, способно охладить пыл юноши. Романтик не может любить недостойное, если он не Дон Кихот, конечно.

И тут, как по заказу «злодейки- судьбы», устраивающего для каждого свои испытания на пути инициаций, юноша встречается с объектом, гораздо более подходящим для того, чтобы населить его всеми мыслимыми и немыслимыми достоинствами – загадочной молодой женщиной в голубых очках, ведущей малопонятный, и, возможно, порочный, образ жизни.

Что радует в фильмах Петрова – так это отсутствие ненужного пафоса и нежная ирония, проявленная в данном случае по отношению к своему герою. Вот мы видим, как юный пиит в своих мечтах  плывет по воле волн к своей возлюбленной, принимающей на протяжении фильма архетипические черты разнообразных богинь от Афродиты до Артемиды. Он играет на лире и совершенно счастлив. Кто из чувствительных зрителей этого фильма не улыбался в этот момент, вспоминая свои романтические бредни в этом же пубертатном периоде? Кого из бесчувственных не раздражали эти же мотивы, им, вероятно, в тот же период не свойственные?

При всей ироничности, второй пласт юношеских грез – это осознание, пока на чувственном уровне, различных женских архетипов, с которыми неизбежно придется столкнуться любому юноше на пути взросления к зрелости. Взгляд  камеры направляет сознание зрителя вдаль от провинциальной любви подростка к общим для каждого на земном пути впечатлениям, не осознав которые – не повзрослеешь никогда. И не поймешь, о чем фильм, кстати.

Фильм «плавает» между разными слоями человеческого сознания свободно и уверенно. Чувствуется – это кино снимал взрослый, зрелый мастер, много передумавший и  перечувствовавший, проживающий жизнь всерьез и говорящий нам о неких вневременных позициях.

На протяжении всего фильма Петров не дает зрителю остаться в одной, материальной или романтической, реальности. После вполне реалистичных эпизодов мы волшебной силой камеры мгновенно переносимся в сны и грезы героя. Пересечение его  впечатлений, событий дня и галлюцинаций не дает зрителю закрепиться в слое бытовой любовной истории. Реальность в фильме Петрова психоделична , границы меж мирами – подвижны и текучи, что и показывает нам эта уникальная живопись на стекле, техника, которой оказалось подвластно немыслимое ранее в кинематографе.

Фантазии и видения настолько же четко прорисованы и осязаемы, как и город, в котором живет герой на «первом плане».  А город настолько текуч и подвижен, и так переполняет тонкими эмоциями и героя и зрителя, что постоянный баланс между этими пластами бытия совершенно раскачивает психику смотрящего, с тем, чтобы подвести его в конце к очищающему финалу. Хочется отметить и прекрасную работу со звуком в фильме. Когда мальчик бежит под дождем, кажется, что ты чувствуешь запах этой воды, мокрой земли, камней и стен старых домов. Если фантазийная свадебная тройка уносится, то ты как будто бы осташься на дороге, покинутый этой «цыганской свадьбой». Чудесные обрывки старых романсов «Кого-то нет, кого-то жаль...», « На заре ты ее не буди...», как бы овеществляют те неуловимые оттенки ощущений, превращаются в эмоции и воспоминания,  вызванные случайным запахом или парой фраз, поворотом лица или шелестом листьев. Гениальность этого фильма не состоит лишь в удивительной красоты ожившей живописи- она и во внутренней драматургии, которая создает мини-сюжеты каждую минуту существования этого экранного действа. Режиссер умело управляет эмоциями зрителя, позволяя ему творить собственную реальность, реальность восприятия. Дает понять по ходу действия, что  история некоего русского юноши – лишь повод для осознания себя и своих тем и фабул.

Уникальная способность мастера. Не знаю примеров из игрового кино, где так тонко решались бы задачи подобного уровня. Петров же делает это буквально в каждом своем фильме: сознательно, умело, недрожащей рукой.

На экране же продолжают разыгрываться события, которые, как это принято в мифологической структуре, хором отвечают на зов героя и его кармические потребности в этот момент его бытия. Кучер, добивавшийся взаимности от горничной, будет запорот быком, как бы в наказание за грубую чувственность, соединеную у него с отсутствием настоящей чувствительности (горничная- чудесная, чистая душа – предчувствует его гибель, что говорит об утонченности ее натуры).

Семья пастуха, живущая во грехе того же бездумного и, по сути, бесчувственного буйства плоти, будет порешена пастухом же.

Овещестленное искушение – змей-спрут опутывает город на анимированном полотне фильма.

И вот – жесточайший урок, как наказание за предательство Паши. «Небесная» возлюбленная, Серафима, девушка в голубых очках, показывает подростку свою ведьмацкую сущность. Ее ужасный стеклянный глаз, который герой неожиданно обнаруживает в момент наивысшего вожделения, служит маркером потустороннего зла. Союз с ней у глубоко не чувствующего и не осознающего ничего толком покамест, но чувствительного и шокированного юноши – невозможен. Шок настолько силен, что он заболевает. За этим следуют тишайшие и нежнейшие эпизоды, где  героя, погруженного в горячечный бред, откапывает из под снега любящая девушка Паша. И уплывает вдаль на лодочке, меж белых простыней, навсегда...

Очнувшись, юноша понимает, что дивная  девушка совершила свой подвиг самопожертовования, дав за него обет Господу. Чувственный морок схлынул. Половодье чувств и шок прошел, катартическое очищение настигает зрителя в этот момент . И мы видим панораму города, лишенного объятий чудовища-спрута. Цветут сады. Мир очистился подвигом любви, и стал вновь светел, дышащ и обитаем.

Только вот «кого-то нет, кого-то жаль...»

Мы привыкли восхищаться тем, что аниматоры остаются «детьми в душе», что они способны сохранить в себе внутреннего ребенка и создавать для нас ( маленькие и не очень) шедевры добра, сентиментальности и мягкого юмора. До сих пор еще неопытные в  оценке анимационного искусства журналисты радуются этой «атмосфере детства», в которую их погружают  эти «милые забавные режиссеры мультиков».

Фильм Петрова многим оказался неблизок. Потому что на наших, буквально, глазах, в нашем инфантильном «зоопарке» , оказалось, живет и дышит мощный зрелый художник, который смеет обращаться к зрителю с вопросами важными и значительными, работать с восприятием зрителя не на уровне комикса. И проживающий свою взрослую жизнь со всеми , положенными по возрасту, испытаниями и инициациями.

Все современные психологи, особенно юнгианской школы, отмечают то, что большинство современных людей не взрослеют никогда. Мы окружены очаровательными сорокалетними подростками, да еще вдобавок теми,  которым кажется, что они проживают кризис среднего возраста. Но законы психологического формирования личности неумолимы: нельзя переживать кризис середины жизни, не прережив и не изжив юношеский кризис, а также, перескочив кризис тридцатилетия, например.

Эти подростки умны, одаренны, но из них никогда не получится мудрых старцев, они так и покидают этот мир с удивленной улыбкой на устах. Такие особенности вовсе не зависят от интеллекта. Это отсутсвие зрелости обсусловлено и социально и ментально, но... не место здесь обсуждать проблемы инфантилизации современного европейского постиндустриального человека.Тем более, что сейчас все больше появляется фильмов и книг, в которых этот человек ( в лице и режиссера, и потребителя этих продуктов) просто-таки любуется собой - таким милым инфантилом. Тут можно вспомнить и чрезвычайно талантливую «Амели» и гораздо более плоскую и вторичную «Науку сна».

Поэтому отторжение частью милых, небездарных и умных зрителей фильма «Моя любовь» вполне закономерно. Режиссер рассказывает им о позициях, которые не задействованы в их душе, пользуется приемами, которые легко обманывают таких  «невольно нечутких», вызывая ощущение мнимой реалистичности повествования , казалось бы, близкой к игровому кинематографу.

Хотя, такие морфинги и перетекания из реальности в реальность ну никак не являются сильной стороной даже самого высокотехнологичного игрового кинематографа. Отсюда и упреки в том, что–де это – не анимация. На вопрос же о том, что такое анимация – никто покамест внятно не ответил.

Полная растерянность и раздражение многих перед очередным шедевром Петрова столь явны, что даже удивительно. Потому как на самом деле «Моя любовь» в чем-то гораздо проще, чем, например фильм  «Старик и море», который говорил о вещах более мощных, и требовал для их осознания большей душевной работы от зрителя. «Моя любовь» же, показывая нам мир юной души в момент формирования, чисто сюжетно как бы отступает на шаг назад после чрезвычайно «взрослой» истрии, снятой Петровым по Хэмингуэю. Но тем не менее это, безусловно, взгляд  мужчины,  воина, который с нежностью и ностальгией вспоминает об инициациях юноши.

Многим же постетителям суздальского фестиваля более внятными показались истории либо просто снятые для детей, либо нарочито инфантильные.

Конечно, фильм «Жихарка» Олега Ужинова, получивший приз за лучшую детскую анимацию – это тоже маленький шедевр. Прекрасное детское кино (мы в нашей семье его смотрим раз за разом с неослабевающим восторгом). Ужинов показывает высокое мастерство, великолепное чувство юмора, сложившийся авторский стиль. В среде аниматоров фильм уже расходится на цитаты. Причем, что особенно приятно ( ведь этим качеством обладают не все фильмы «Горы самоцветов») фильм Ужинова отлично приспособлен под детское восприятие сказки, он не перегружен ни смыслами, ни деталями, такой он весь ладный, да крепкий, что его радостно смотрят и малыши и взрослые.

Много поклонников и у фильма «Девочка-дура» Зои Киреевой (известной ранее, как оператор фильмов Андрея Золотухина) из Екатеринбурга. Мне этот фильм показался очень мастеровито сделанным, однако, по сравнению с предыдущими екатеринбургскими картинами, обращенными к теме детства, очень плоским и прямолинейным. На экране мы видим детский садик, в пространстве которого некая, не сильно симпатичная, девочка, пытается привлечь внимание мальчика различными выходками. Грубые поступки охваченной детским вожделением (использую это выражение,хоть его уже и «тиснул» у меня знакомый милый журналист) малышки вызывают у части зрителей хохот и сочувствие. У меня – нет. Фильм повествует ровно о том, что показано на экране. Она его хочет, он к ней относится вяловато. Плюс – подмешано немного кислого киселя из детсадовских реалий, как видно, и трогающих сердце поклонников этоо незатейливого фильма.

Если в «Бабушке» Золотухина была тонкость эмоций и состояний, охватывающих юную душу, неоднозначность и порой, макабрическая злая сила еще неосознанной ребенком реальности, если Ольшванг в «Розовой кукле» рассказывал мифологическую историю, полную психоаналитических кошмаров, чрезвычайно мастерски исполненную, то «Девочка-дура» не говорит нам ни о чем, кроме любования  неким детским эросом и невозможностью реализации инфантильных «мечт». Что меня, как зрителя, должно умилить в этой истории – непонятно. Видимо, выросла. К тому же история и изобразительно так невыносимо вторична по отношению и к Золотухину, и к Ольшвангу, и к их учителю – Черкасовой, что это вызывает явную оскомину.

Этот фильм получил в общем рейтинге почетное четвертое место, уступив, кроме Петрова и Ужинова – лишь Бронзиту с его « Лавстори-Лаватори». В любом случае – очень высокий результат для дебюта. Только статуэтку никакую не вручили, ну так что ж? Будут еще у этого фильма свои «статуэтки», в любом случае – кино неплохое, истории про детишек многим нравятся, а автор показал свою состоятельность и в роли режиссера также. Просто после описанных фильмов – мерки к автору применяются мною высокие. У «Девочки-дуры» - масса горячих поклонников.

Фильме же Бронзита так внятен, ясен, профессионален, европейски лаконичен, что придраться решительно не к чему. Это любовная история, разыгранная в пространстве практически стерильном – прострастве клозета. Верить в нее или нет, улыбаться умиленно лирическим героям или все же желать чего-то более возвышенного, чем встреча влюбленных под шумок унитазной воды – это дело каждого конкретного зрителя. Но не порадоваться очередному произведению мастера – невозможно.

В категории студенческих фильмов победил «Король забывает» Вероники Федоровой, уже показавшей себя в прошлом , как автор талантливых фильмов. Новое ее кино радует тонкостью и  небанальностью авторского взгляда, умением в сказочной, по сути, истории, поведать о неких философских категориях.

Что еще запомнилось? Очень интересная изобразительно «Крошечка-Хаврошечка» Инги Коржневой. На фестивале было два фильма по этому сюжету, но этот, по-моему, явно лучший. Чудовищные два фильма, поставленые по классике,  «Пиковая дама» Дмитрия Наумова и «Снегурочка» Марии Муат, тоже оставили, хоть и тягостное, но впечатление. Очень трогательный «по смыслу» , вызывающий щемящее чувство сопричастности этой вечной теме детей и родителей, встречи героя с собственным чудовищным одиночеством на ветрах мира дольнего, «Колобок» Барбэ. Вот если бы и изобразительно он был сделан интереснее...

А также помнится совершенно  дикая презентация  пропагандистских антинаркотических фильмов студии «Мастер-фильм». Фильмы сняты в нарочито трэшевой эстетике, причем, на мой взгляд, единственное, что может вынести подросток из такого рода антипропаданды, это то, что если полные придурки берутся за наркотики, то и это ведет к ужасным последствиям. То есть, дело в дураках, а не в «волшебных пузырьках». А уж фильм на музыку группы «Крематорий» про «Маленькую девочку с глазами волчицы» можно смело назвать именно эстетски-пропагандистским, после такого просмотра юные леди вполне могут захотеть прожить такую короткую но красивую жизнь, как у героини фильма. Психологически, мне кажется, такой сериал вряд ли будет работать правильно при встрече с нужной аудиторией.

В общем, вот такие заметки. Что радует все же после этого Суздаля, так это  многообразие различных взглядов на реальность, кторое продолжают презентовать нам безвозмездно, то есть – даром, лучшие режиссеры-аниматоры. С ними по-прежнему интересно, они, как и ранее, гораздо полнее и значительнее , чем «игровики», на мой, узколичный, взгляд, отражают процессы, характерные для нашей общей культурно-социальной души, если позволительно так выразиться. Их способы познания мира небанальны, а методы и выразительные средства – оригинальны. С ними – хорошо, одним словом: с теми, кто понимает фильмы Петрова и не хочет их понимать, с теми, кто борется с наркотиками или с самим собой, кто самозабвенно поет под балалайку Тумели и с теми, кто отрицает подобный досуг. За этим и ездим на фестиваль. Это не погружение в мир детства, как любят писать журналисты. Это погружение в нормальный мир, каким он и должен быть, если бы все вокруг были талантливы.

Катерина Кладо,Газета «Экран и сцена» номер 14-15 2007